котором кроме меня находилось еще десять человек совершенно мне не знакомых. И все мы по очереди представлялись: «Добрый день! Меня зовут Николай, мне тридцать три, я работаю менеджером по продаже бытовой техники. Женат, есть ребенок – Танечка. Живем всей семьей в оставленной нам моими родителями квартире, ремонт недавно сделали». – «Здравствуйте, мое имя Геннадий, мне двадцать восемь лет, по образованию я – экономист, но работаю переводчиком в одной небольшой переводческой фирме. Холост, есть подруга, живу с родителями, иногда с подругой». – «Здравствуйте, я Игорь, тридцать один. Я программист, пишу на Долфи и Яве, в ПэХаПэ, в принципе, могу. Со временем хочу основать свою компанию по разработке программ. Есть жена, детей пока нет. Снимаем вместе с женой квартиру на Петроградке». Когда дошла очередь до меня, я не знал что сказать и потому сказал правду: «Добрый день! Меня зовут Максим. Мне двадцать шесть лет. Я – птица. В жизни я счастлив». Все свернули головы в мою сторону и оглядывали меня с головы до ног, словно красотку в казарме. Создавалось такое впечатление, будто эти люди впервые видят счастливого человека. Или что? Их слово «птица» смутило? Птица как птица; счастлив и все.
И через какое-то время, постепенно, по одному, в глазах каждого начал тлеть огонек. Надежда? Так люди называют это, кажется? Я сидел в совершенно незнакомой мне компании счастливых людей! Почему? Потому что в этой компании стало так заведено, так было принято – чувствовать себя счастливым.
Мне кивают и переспрашивают: «Да, это все правильно, а по-настоящему сделать счастливым?» По-настоящему? Настоящее у нас одно, просто мы разглядываем его с разных сторон. Мы с вами все как раз и есть настоящее. И если на свете существует один счастливый молодой человек, значит, счастье существует само по себе, осталось только взять себе в моду держать его дольку за крыльями да мечтать о бескрайнем космосе.
Все птицы когда-то эволюционировали из пресмыкающихся.
1
День не задался с утра. Я опоздал в офис на полчаса, проторчав в пробке в полукилометре от работы. Пока сидел в машине, все вглядывался в небо: тяжелое низкое серое небо. Ветер стоял. С ним вместе тополиные хлопья летнего снега стояли в воздухе без движения, то и дело разгоняемые людьми и машинами в суете утреннего буднего города. Радио насвистывало что-то незапоминающееся, перемежая бестолковые песни еще более бестолковой рекламой. Утро как утро, только небо тяжелое.
Придя в офис, извинился перед секретаршей за опоздание. Она, как обычно в такие моменты, округлила глаза и протиснула: «Да ничего…» Затем проверил корреспонденцию: опять же, почти вся подшивка – реклама. Причем по большей части наивная и отталкивающая, не понимаю, неужели кто-то на это клюет?! Почитал новости в нескольких специализированных интернет-изданиях, посвященных медицине.
Мне позвонил друг детства, и мы с ним поболтали немного о бизнесе – его контора поддерживала нашу клинику по юридической линии. Голос моего друга был веселым и насыщенным жаждой общения. Буквально за несколько минут мы подняли много типично мужских тем: и про футбол успели поговорить, и про автомобили, и про его планы на летний отпуск. Мы с моим другом всегда будем вместе – были и будем! Сколько приключений уже пережили на пару! Ничто не сможет нас разлучить! Он повесил трубку, и комнату вновь наполнила тишина, лишь гудели сирен-органами машины за окном. Я встал, подошел к окну и вновь взглянул на небо сквозь современные офисные светло-серые жалюзи, те – слились в единую серость.
За спиной послышался тяжелый грубый топот не одной пары сапог, и резко открылась дверь в мой кабинет. Я обернулся. Одно мгновение на пороге стояли шесть крепких мужчин, одетые в полувоенную, полугражданскую форму, и, видимо оценив ситуацию, вошли внутрь.
– Вы – Максим Николаев? – без эмоций спросил один из них.
Я замер, оглядывая неожиданных посетителей, – на каждом висел автомат Калашникова, явно не подходящий к их одежде, будто взятый от какой-то чужой униформы, кивнул.
– Федеральная служба безопасности, – представился мой собеседник, – следуйте за мной.
Он отошел на шаг от двери в сторону, освобождая для меня проход.
Я не двинулся. Стараясь спрятать волнение, изо всех сил я пытался оценить ситуацию. Что происходит?! Даже на секунду задумался, пытаясь вспомнить, какое преступление я совершил за последнее время, но, конечно, ничего не вспомнил.
– А что, собственно, происходит?! – теряясь в мыслях и догадках, неуверенно промямлил я.
– Вам разъяснят позже, – не втягиваясь в подробности, сухо ответил все тот же мужчина, и как-то даже, мне показалось, агрессивно, настойчиво призвал жестом выйти в дверь.
Расспрашивать что-либо еще – смысла не было. Требовать ордеры и основания было как-то глупо. Никто даже не сказал, что я арестован! Вообще ничего не сказали. Я собрал дипломат и вышел. В приемной, слева, оторопевшая и перепуганная, застыла секретарша, рядом с ней располагалось еще несколько человек в милицейской форме. Все обступили меня, и только временами участливо расступались при проходе каждого дверного