грозно надвинулся на нас его напарник, но и он получил чернушку.
– Бежим! – неожиданно крепко схватил за руку Алекс, и мышами мы проскочили меж двух обезвреженных громил.
Прыгая через ступеньку, спотыкаясь от волнения на поворотах, я бежала за храбрым старостой аж до третьего этажа. Потом мы пересекли коридор и спустились на второй этаж, только уже во втором крыле здания.
академия была построена в форме буквы П. Очень удобно убегать от преследователей, на мой взгляд.
– Слушай, Лейси! – остановился перед кабинетом сольфеджио Алекс. И если я после наших перебежек изрядно запыхалась, то староста дышал спокойно и ровно. – Стой тут и ничего не бойся. Они не посмеют подняться наверх. Я только побегу переодеться и через десять минут вернусь.
– Хорошо! – согласилась я, испуганно оглядываясь. – Только ты потом мне обязательно расскажешь, что это за парни. И почему они напали на тебя!
Алекс замер. Пару секунд молча рассматривал меня, будто убеждаясь, что я человек надежный и мне можно доверять, и потом сказал:
– Ладно, расскажу. Жди меня у аудитории, про романс не волнуйся, сыграем…
Переволновавшись, мы и не заметили, что в коридоре появился третий человек.
– Интересно, студент Бервотти, – холодно произнес голос за нашими спинами, – зачем студентка Горчакова должна вас ждать? И потрудитесь объяснить, почему вы позволяете себе разгуливать по академии в таком непотребном виде?
Сердце ушло в пятки. Я уже чувствовала, как огромные неприятности дышали мне в затылок. Сегодня был не мой день. Мне не повезло в кубе. Ведь я знала, кому принадлежал этот мерзкий, леденящий душу голос.
И уже не верила, что смогу безболезненно отвязаться от него.
– Магистр Сорейн! – кисло поприветствовали мы преподавателя по аранжировке. Я присела в легком книксене – пришлось научиться его сносно делать, раз в академии принято подобное приветствие, а староста дернул подбородком, будто его прострелила зубная боль.
Магистра Сорейна по прозвищу «Сморчок» не любил в академии никто. И неудивительно – еще не старый мужчина, лет сорока – сорока пяти, лез во все вопросы и ворчал, как столетний дед. Ему до всего было дело! Почему парты поставили вдоль стен, а не как положено, почему отчетный концерт академии отменили, а вместо него который год проводят мюзикл, в котором задействованы не все студенты, почему молодое поколение легкомысленно относится к аранжировке и в целом деградирует?
Даже его внешний вид был каким-то отталкивающим: слишком длинные руки с крючковатыми пальцами, несуразно короткая жилетка и все время грязный воротник рубашки. Мы понимали, что магистр Сорейн не женат и, скорее всего, не умеет ухаживать за своими вещами. Мы могли бы простить ему излишне блестящую лысину, блеклые голубые глаза и всклокоченные коричневые волосы с тонкими проблесками седины.
Но простить грязный, иногда даже заляпанный пятнами жира воротник, было выше наших возможностей. Неужели так трудно взять мыло и выстирать эти чертовы воротнички? Он носил рубашки только светло-голубого оттенка.