приятелю жизнь. Он часто жаловался, что не мог общаться с собеседником, если на том была одежда с пуговицами. Представляю, каково ему было на интимных свиданиях, если возлюбленная приходила на встречу в блузе, усыпанной крохотными раздражителями?!
Чтобы оставаться специалистом и профессионалом в болезненных ситуациях, схожих с личными, психологу важно было проработать их.
Именно поэтому, прежде чем терапевт допускался к самостоятельной практике, ему необходимо было посвятить множество часов индивидуальной и групповой терапии.
Так я и познакомилась с Гофманом.
Председатель ученого совета, доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой психологии личности психологического факультета моей альма-матер, главный врач психиатрической клинической больницы, мой супервизор[7] и по совместительству друг нашей развалившейся семьи.
Гофману было пятьдесят лет, он носил небольшую бородку и длинные волосы, с прорезавшейся уже сединой. Во времена преподавания профессор всегда появлялся в институте в одном и том же строгом костюме серого цвета, а воротник его белой рубашки всегда стоял колом и туго стягивал шею. Когда он поворачивал голову, непременно поворачивалось и все тело. Всегда с виду чопорный и строгий, Гофман был одним из добрейших и понимающих людей на земле. Еще он преподавал социологию, и его лекции любили все без исключения. Даже когда мои глаза закрывались сами собой от его монотонного, однообразного голоса, я изо всех сил старалась прогнать от себя сон. Разве можно позволить себе уснуть, когда этот человек так воодушевленно пытался познакомить нас с прекрасным, читая, помимо лекций по специальности, стихи и поэмы?!
За это мы и величали его между собой Гофманом[8]. Он всегда знакомил нас с тем, что не входило в образовательную программу, рассказывал о том, что, на его взгляд, было понятней и интересней. Гофман обожал свой предмет и тех, кому преподавал его. Думаю, именно это позволяло ему быть лучшим педагогом кафедры.
«Каждому психологу важно быть „пролеченным“, – утверждал он. – Нужно тщательно проработать свои проблемы и состояния, чтобы воспринимать людей не через призму личных трудностей, а с ясным умом и открытым сердцем».
– Твою терапию важно продолжать, – словно прочитав мои мысли, заявил бывший муж.
После моего затянувшегося молчания, будто не зная, чего ожидать дальше, он нерешительно прибавил:
– Дорогая…
Ответа не последовало. Только мое глубокое, спокойное дыхание.
– Скажи хоть слово…
Вновь тишина. Собеседник явно не понимал, что я давала ему возможность покинуть мою квартиру и тем самым избежать очередного конфликта.
– Значит, – не унимался он, – все-таки у тебя кто-то есть?
– Есть. Но это тебя не касается, – наконец отозвалась я.
Он сразу помрачнел, сурово поджав губы.
Безмолвие последовало за моим вызывающим признанием. Взглянув на него, я была потрясена видом откровенного горя