Мне не хватало своей семьи, что уже было не изменить.
– Так уж и в любую труппу! – по привычке выдохнула я, потому что этот вопрос мы поднимали бесконечное число раз. – Нет, тетя, так это не работает!
– Работает, Эва! – заявила она уверенно. – Но для этого тебе нужно выйти из своей апатии.
– Нет у меня никакой апатии, – вяло отозвалась я.
То, что со мной творилось, называлось по-другому, потому что официантка, которая принесла поднос со вторым кофейником, снова начала расплываться.
– Все у тебя в голове, – уверенно заявила тетя Рита, и в этом я была с ней полностью согласна. Оставалось лишь выяснить, что именно. – Ты должна выкинуть из нее прошлое и начать жить настоящим. Что же касается твоих родителей, которые, к тому же, тебе еще и не родные…
Не выдержав, я покачала головой. Не хотела ничего об этом слышать, потому что до сих пор не могла смириться с тем, что она мне рассказала.
Всю свою жизнь я считала, что принадлежу к цирковой династии Григорьевых, хотя внешне была не слишком-то похожа на свою темноволосую маму и такую же худенькую и деятельную тетю. Да и на своего отца – рыжего здоровяка – тоже мало походила.
Но я давно решила, что внешностью пошла в бабушек или дедушек, которых почти не помнила: те умерли слишком рано. Теперь же, со слов тети Риты, этому нашлось другое довольно простое объяснение.
Я была у своих родителей приемной.
Заявила тетя мне об этом вчера, когда нашу группу, отправившуюся на обзорную экскурсию по городу, привезли в исторический музей. Правда, выставленные экспонаты мало кого заинтересовали – туристы откровенно радовались спасению от дневной жары в кондиционированных залах музея, лениво разглядывая стоявшее за стеклом наследие индейцев майя.
Я тоже смотрела. Вернее, застыла возле небольшой фрески с изображением крылатого и пернатого змея. Кажется, его звали Кецалькоатль, если я правильно прочла заковыристое имя на табличке. Чем-то он привлек мое внимание – я глядела на него и глядела, тогда как наша группа, ведомая русскоязычным гидом, уже отправилась в другой зал, где с куда большим энтузиазмом принялась слушать о человеческих жертвоприношениях.
Я же не могла оторвать от фрески взгляда. Змей тоже смотрел на меня своим единственным нарисованным глазом, и на миг мне показалось, что у нас с ним установился зрительный контакт. Впрочем, тут меня нашла тетя и о чем-то спросила, на что я вздрогнула, с трудом приходя в себя.
Кажется, это было последней каплей – тете Рите показалось, что я в очередной раз страдаю по прошлому. Именно там, рядом с фреской, спрятанной за музейным стеклом, она сухим, даже трескучим голосом заявила, что моя мама не могла иметь детей. Последствия страшной травмы позвоночника, полученной еще в юности, когда она сорвалась с крепления и упала из-под купола цирка.
Она восстановилась, но врачи строго-настрого запретили ей рожать, потому что спина могла не выдержать, и это грозило маме остаться навсегда прикованной к постели.
Поэтому родители рассудили иначе.
Взяли