тва ритма. Но родители считают, что за деньги профессиональная пианистка, дипломант международных конкурсов, сумеет научить дочерей играть “Лунную сонату” перед состоятельными гостями.
Платят за эти уроки хорошо, и я смиряю гордыню.
А к шести вечера наш худрук затеяла повторить весь субботний концерт, чтобы не ударить в грязь лицом.
К восьми вечера выжатые как лимоны музыканты грустными глазами стаи побитых собак смотрели на Марлю (так мы ласково зовём нашего Марину Леонидовну) и молились, чтобы ей позвонил муж. Тогда есть шанс вернуться домой до вечерних новостей.
К счастью, небеса нас услышали.
Марлин супруг уже ждал у дверей филармонии, с тортиком и букетом цветов в руках. Спаситель! Он вспомнил о какой-то семейной дате, и цветущая улыбкой Леонидовна отпустила нас по домам.
Хотелось упасть и не вставать. Но нужно было ещё зайти в супермаркет и купить продукты для ужина. Игнат и так будет ворчать, что я прихожу слишком поздно и потом вожусь на кухне, тратя его драгоценное время на шум и суету.
Я уже мечтала о том, как нырну в метро и немного подремлю на жестком диванчике. Сейчас я была способна уснуть где угодно, но сбежать от судьбы не успела: на лестнице меня догнала Наташка Синцова.
– Кать, постой! – она легко сбежала по ступенькам, и взяла под руку.
Иногда я не понимала, почему Наташка со мной дружит. Мы абсолютно разные не только внешне, но и по характеру.
Моя подруга – настоящая красотка. Она яркая брюнетка с томными карими глазами. Всегда причесана, накрашена и ухожена. Выглядит безупречно в любое время суток. Носит дорогие, исключительно брендовые вещи, которые сидят на ней как на модели. А ещё обожает обувь на высоченных шпильках, двигаясь на тонких спицах в ритме танго.
Я же неяркая блондинка, предпочитающая джинсы и кроссовки, а летом – длинные сарафаны и балетки. Каблуки для меня – наказание. Когда случается большой концерт, и приходится выходить на сцену в туфельках, я всегда надеваю платье подлиннее, чтобы никто не видел, что мой каблучок всего два-три сантиметра.
Характером мы тоже отличаемся сильно. Я люблю быть дома. Для меня счастье посидеть с книгой под торшером. Заварить чай с травами, испечь ягодный пирог. Наталья предпочитает активный отдых – ночные клубы, загородные тусовки, рокерские фестивали. Она не теряет надежды “подцепить” миллионера, и я уверена, у нее все получится – с ее ярким характером она добьется всего, чего пожелает.
Вот и сейчас Наташка на своих каблучищах порхает бабочкой по обледеневшему тротуару, а я едва держусь на ногах, проклиная погоду.
– Нет, ты представляешь, – громко возмущается подруга, – Валентина заявила, что в этом году не уйдет! А я Марле сказала, что мне надоело быть второй скрипкой! Сколько можно?! Эта старая клюшка уже бемоль от бекара не отличает, а все рвется солировать!
Я попыталась свернуть направо, к метро, но Наташка потянула меня в другую сторону.
– Давай прогуляемся, – предложила подруга.
– Ты чего? Холодно же, да и устала я, – я попыталась отнекиваться, хотя уже знала, что пойду. Наташка всегда добивалась своего.
– Пойдем-пойдем! – Наталья не отпускала рукав моего пальто. – Надо мозги проветрить, а то ноты в башке застряли. Славик наш сегодня пилил так, что уши закладывало!
Я сдалась. Под монологи Синцовой можно и погулять. Ей моя компания нужна исключительно для вовремя сказанного “да ты что”, а мне действительно нравится дышать прохладным влажным воздухом и любоваться деревьями.
Мы зашли на территорию парка. Фонари горели через один. Снег почти сошёл, но на тротуарах оставался толстый слой наледи. Было темно и безлюдно.
Где-то в кустах раздались шорохи, а вскоре донеслась непонятная возня. Внутри острой иголочкой кольнула тревога. Неужели сюда пробрались бродячие собаки? Этих зверюг я побаивалась. Почему-то возле метро они вырастали особенно крупными и наглыми.
Я огляделась по сторонам, поежилась и потянула подругу в сторону выхода:
– Наташ, – пойдём отсюда, – что-то мне не нравится это место.
Я инстинктивно прибавила шаг, стремясь к свету уличных фонарей у канала.
– Подожди, мне нужно с тобой поговорить, – Наташка попыталась меня задержать, но пришлось семенить следом.
Я с детства не люблю темноты. И когда Игнат уходит на ночную смену, сплю с ночником.
До гранитной набережной почти бежала, но и здесь тревога не отпускала. Я заставила себя остановиться и успокоиться. Это всё переутомление.
– Ну ты и скороход! – Наташка наконец догнала меня и остановилась рядом.
Я опустилась на парапет, который доставал мне до середины бедра, и тяжело вздохнула. И правда, веду себя как истеричка.
– Извини, Наташ, это всё переутомление, – сняла перчатку и потёрла уставшие глаза. Сохранять вертикальное положение становилось всё тяжелее. – Говори, что хотела. Мне домой надо, Игнат ждёт…
– Не ждёт… – странным голосом