раньше, утро, новый прилив голода или стук в дверь? Нет, стука не было, к нам просто ввалился кто-то в форме и скомандовал бежать на подъём флага. Нацепив свои не по размеру сидящие шмотки мы в коридоре попали в поток людей, бегущих в одном направлении. Поток подхватил нас, стукнул пару раз голову и плечо о железные перегородки и вдруг вывел из электрического света серых проулков корабля на солнечный свет утра. Серёге и мне не было места среди хаоса палубы, превращающегося на глазах в порядок. За каждой башней с орудием и каждой серой бронированной будкой формировались шеренги матросов. Мичманы и офицеры менее торопливо ставили себя центральнее. Мы, как два пня, торчали в поле сине-бело-чёрных людей. Старший лейтенант дёрнул нас и втолкнул в строй матросов за какой-то столб или мачту. Строй не принимал нас и выпихивал назад, офицер гаркнул и мы провалились в людей, слились синевой с ними. Я старался не наступить на ноги кому-нибудь и тут же увидел, как сильно отличается наша с Серёгой обувь от всех. Нас можно было вычислить с расстояния именно по ботинкам. Наши домашние примерно чёрные, почти строгие ботинки были как клоунские бутафорские кеды в строю одинаковых низких ботинок цвета антрацита. Я попытался спрятать всё, что смог, лицо, ботинки, стать ниже и худее за первым рядом пацанов с гюйсами. Я до того скукожился, что мне не видно стало ни флага, ни офицеров, ни самой процедуры, ради которой мы пришли. Хотелось только одного, убраться из этой не моей среды назад в кубрик и закрыться там. Происходило движение, говорили слова, но ни это, ни солнце не радовало больше, чем облегчение, когда мы снова нашли свой пятачок с двумя кроватями. Теперь он казался маленьким и неуютным. Мундир капитан-лейтенанта мешал, стул не разворачивался, постели мы помяли конкретно, развалившись в них повторно, периодически наши с Серёгой руки либо ноги касались друг друга. Отдых от стресса длился пятнадцать минут. Всё это время мы смотрели на часы-барометр над дверью. Закрыться изнутри не посмели. Дверь снова резко отворилась и тот же лейтенант, что был наверху, коренастый блондин, позвал нас на завтрак. Мы покорно шли за лейтенантом до расширения серого стального коридора, в котором каждый метр был покрыт десятками заклёпок и болтов, откуда начинались боковые пути, а также лестницы вверх и вниз. Вниз вела особо крутая. Я заглянул в недра и увидел перемещающиеся там затылки матросов, как на муравьиной ферме. Показалось, что их там многие десятки. Подняться снизу по этой лестнице было вполне понятно как, но вот спуститься, я и представить не мог, настолько она была крутой. Задом? Вряд ли здесь так ходят, скорее скольжением на локтях. Или как пожарные по столбу. Столба рядом не находилось. Вторая широкая и не столь крутая лестница вела ввысь. К ней и двигался наш сопровождающий. Какой-то небесный свет и разговоры лились оттуда, сверху. Мы сделали первые шаги по ступеням и Серёга дёрнул меня за рукав: «Пахнет едой». Я было попытался унюхать что-либо, сделал вдох и растопырил ноздри. Но кроме запаха помещения в котором
