будет кто-то большой и таинственный, а удивительно от того, что на червяка попался простой, хотя и большой, рак, каких мы с Колькой ловили просто на бечевку, привязав на конец мясо ракушки.
Решив выкупаться, поставили удочки на живца и уплыли на противоположную сторону речки на прогретую песчаную косу.
– Смотри, смотри, – Колька показал пальцем в сторону наших удочек.
Я оглянулся. Здоровенный парень из соседнего села, Стёпка, взял Колькину удочку, отвязал поплавок, кинул его под ноги в воду. Удочку воткнул у своих ног рядом со своими донками. Мы рванули обратно.
– Что вы понимаете в рыбалке, пескари несчастные, кыш отседова и не шуметь.
Вылезая из воды, Колька попробовал канючить:
– Степка, а Степка, отдай, мне за неё тятька задаст, без спроса взял.
– Надоедать будешь, я задам. Буду уходить домой, отдам.
Дальше просить расхотелось, хотелось подойти потихоньку сзади и дать по Степкиной красной шее, но было страшновато, Степку даже некоторые наши мужики побаивались.
– Жди, отдаст, как же! Скорее переломает. Пойдем домой, Шурка, пока светло.
– Коль, давай пока порыбачим, может, взаправду отдаст. – Мне ещё хочется верить в Степкину порядочность.
Теперь уже одной удочкой мы ловим пескарей и окунишек. Насаживаем их на длинный кукан и ждем Степкиной доброты.
Вдруг около упавшей поперек реки в половодье осины кто-то словно невидимым веслом раздвинул толщу воды и хлопнул по ней. Минут через десять после нового всплеска мелкие рыбешки выбросились из воды.
– Сом, – определил Колька, – на, – он протянул мне удочку, – я знаю, что надо делать. У тебя крючки есть?
– Есть.
Я достаю из фуражки крючок.
Колька снимает с кукана окунишек и выпускает их, они нам теперь ни к чему. Привязываем крючок к капроновой бечеве, бечеву – к коряжке, торчавшей в воде у ног, и через минуту наш один-единствснный пескарик с крючком в спинном плавнике, обрадовавшись обманчивой свободе, исчезает в воде.
Решено, пока не поймаем следующего пескаря, не проверять нашу снасть.
Забыто все: и Степка, который сидит метрах в тридцати от нас за мыском, и то, что уже темнеет. Но, наконец, пойманы один за другим два пескаря. Дрожащей рукой нащупываю поводок, но рука чувствует досадную легкость.
Что это? Пескаря нет, а крючок разогнут так, что стал похож на маленький гарпунчик. Отвязав крючок от удочки, ладим заново свою снасть и насаживаем другого пескаря. Колька бросает снасть в воду. Теперь мы уже не можем отойти от этого места. Оно не отпускает, завораживает, заставляет забыть обо всем, даже о моей берёзовой удочке. Когда Колька, не вытерпев, вскакивает и берется за бечеву – становится жутковато. Рывком дёргает – бечева легко подаётся, и вот в Колькиных руках сломанный пополам крючок. Долго сидим неподвижно. Обидно. Словно желая ещё больше досадить нам, под самым Колькиным носом (Колька забрался на лодку напиться) сом поднимает бурун. Совсем уж нахал распоясался.
И