что есть и такие слова о Пушкине: «…невозможно быть более некрасивым – это смесь наружности обезьяны и тигра; он происходит от африканских предков и сохранил еще некоторую черноту в глазах и что-то дикое во взгляде». Кто такая Д. Ф. Фикельмон, насколько она близко была знакома с поэтом, чтобы доверять ей, верить в ее записи?
…Ему повезло случайно. В 1968 году, летом, в книжном магазине на Самарской улице он взял в руки квадратного формата с желтыми подсолнечными лепестками на черном фоне мягкую, какую-то очень теплую книжечку и, раскрыв ее, на первой же странице с изумлением прочел: «Не так давно я имел счастье говорить с человеком, который в раннем детстве видел Пушкина. У него в памяти не осталось ничего, кроме того, что это был блондин, маленького роста, некрасивый, вертлявый и очень смущенный тем вниманием, которое ему оказывало общество…» По книге выходило, что эти слова принадлежали известному русскому писателю Куприну и сказал он их 12 октября 1908 года на вечере, посвященном восьмидесятилетию Толстого в Тенишевском зале.
На обложке значилось: «Евгений Шаповалов. Рассказы о Толстом».
Он быстренько расплатился за книгу и, выйдя из магазина, направился в скверик на Самарской площади. Присел на скамейку в тени липы.
В книжке самарский автор рассказывал о встречах со стариками-степняками в Алексеевском районе, которые когда-то в раннем детстве видели Льва Толстого в его самарском имении.
«Все-таки белокурый, все-таки белокурый!» – ликовало в нем.
Чуть позже он пожалел, что, закончив институт, однокурсники разъехались. Даже Францев куда-то пропал, и в общем-то некому из них, не верящих ему, показать книгу. Он шел по улице и у него было странное состояние.
«Я иду по городу и наверняка процентов на восемьдесят народа, который копошится вокруг, не знает, что Пушкин-то блондин. Так не должно быть».
На трамвайной остановке, чуть в стороне от всех, в светлом костюме и легкой шляпе стоял человек. Человек ждал трамвай, раскрыв газету.
– Извините, у вас какая профессия? – вежливо спросил Кирилл. Ему показалось, что так начать разговор более уместно.
Человек в светлом костюме вопросительно посмотрел на Касторгина.
– Вам зачем?
– Да я… я хотел, понимаете, – Касторгин сбился, забыв приготовленные фразы, и поняв нелепость своего поведения, стушевался.
Но будущий пассажир трамвая спокойно академическим тоном ответил:
– Я директор школы.
– Тогда вот, прочтите, – обрадовался самодеятельный пушкиновед и сунул пальцем в раскрытую книгу.
– Чепуха какая-то, сроду не поверю: Пушкин – блондин. Если так, то тогда мы с вами, дорогой, негры, – и он, весело мотнув рукой, снял шляпу, обнажив крупную голову с белокурой «канадкой».
Подошел трамвай и директор, сунув книгу под мышку, бодро двинулся к дверям.
– Товарищ, а книгу-то! – спохватился Кирилл.
– А… да, совсем вы меня сбили с толку. Ловите!
Кирилл обеими руками поймал подсолнуховый квадрат и пошел к остановке на другой