щеки. Это был их первый поцелуй.
Он не знал, что делать. Она мягко улыбнулась и от этой улыбки Александр оробел. Молчал и не шевелился около вешалки.
– Два года ждать… Будто в армии был. Ждала, когда демобилизуешься и мы начнём встречаться, – сказала она ещё там, за столом.
Он и за столом не нашёлся, что ответить… Боялся нарушить установившуюся искренность.
И теперь, взявшись за ручку двери, спросил:
– Я пойду?
– Да, – согласилась она.
«Если понимает, что со мной творится, то в этой её готовности – уверенность в себе: «никуда он не денется?!» А если заморочена моим поведением и готова скорее проводить – другое?».
Александр открыл дверь и вышел.
Когда шёл в общежитие, вспоминал: «Как там, в кино, писал в сочинении пацан? «Счастье – это когда тебя понимают»? Подрастёт и ему станет ясно: нужно ещё очень многое в жизни. Понимание необходимо, но недостаточно! Понимание – как корка хлеба для нищего. И всё. Это с нами уже было… Настя! Она явно меня понимает. А что дальше? А я? Мне кажется, и я её понимаю. Очень даже. Ладно, на сегодня хватит», – решил он.
– Доживём до понедельника, – будто нырнув, как в детстве, под одеяло, произнёс он, отгородившись от всего названием фильма, который они смотрели с Настей. – Доживём, а там что будет!
…До понедельника Александр не выдержал. Уже через два дня, в пятницу, позвонил Насте Рассадиной из общежития.
Жажда жизни и крепнущее доверие к миру вершили своё. Вялотекущего романа у них не получилось. Они, кажется, и не торопили события. Всё шло как бы само собой. Но вскоре Александр уже не мог представить, что кто-то другой, а не он, мог быть около Насти.
…Дело шло к свадьбе. Он был уверен, что женится с «холодной» головой.
Руфина откуда-то узнала о развивающихся событиях, скорее всего, от Суслова, и прислала поздравительную телеграмму. В ней три раза повторялись, как заклинание, слова: «Будь счастлив!».
А до этого Ковальский-младший гостил у неё в Москве. Жил в доме у Бахраха и возвратился радостный от увиденного. Руфина и он так сдружились, что писали теперь друг другу длинные послания.
Ковальский вначале чувствовал себя неуютно от деятельного участия Руфины в жизни сына. Потом свыкся. За развитием их отношений уже не успевал. А когда узнал, что она, оказавшись в Куйбышеве по служебным делам, успела заскочить к Бочаровым без него, совсем сдался.
…От Руфины шёл свет, похожий на берёзовый. Тихий и ясный…
– Ты на меня так смотришь… О чём думаешь?
Настя и Ковальский одни в комнате общежития.
– Хочу угадать, что скажет мама, когда привезу тебя показывать.
– Ты – маменькин сыночек? Всё зависит от неё?
– Забавно, как это будет выглядеть.
– Я ведь не деревенская, не городская. Вполне могу понравиться. Всякое бывает, – Настя весело смотрела на Александра, – что тогда? Обратного хода уже не будет.
– Ты такая миниатюрная, а она наказала, чтобы нашёл себе «бабёнку крепенькую».