распространяется взаимная порука. Избранный администратор, как правило, осуществляет слабое руководство: сильные и самостоятельные фигуры не могут оказаться всеобщими фаворитами.
В последние два десятилетия в Европе распространилась такая форма демократии как «паритет»: важнейшие решения принимаются равным представительством студентов, персонала преподавателей и руководства. В Голландии, например, последствием такой демократической политики стало изъятие из практики самого понятия «лучшего достижения». Профессор Исаак Силвера, много лет преподававший в Лейдене физику, недавно написал: «Основной задачей университета является обучение и развитие науки, но в последнее время в Голландии сложилась такая система, которая представляет собой демократический институт, обеспечивающий главным образом всеобщую удовлетворенность и преподавателей и студентов. И только уже в следующую очередь обращается внимание на образование и науку». А нобелевский лауреат Николаас Бломберген кисло добавил: «Пройдет несколько лет… и голландцы станут горевать, если их футбольная команда выиграет Кубок мира – ведь это значит, что она добьется отличного результата» (см. примеч. 3).
Мы отличаемся от Европы также и в том, что весьма либерально подходим к выпускникам. Конечно, за пределами Соединенных Штатов ситуация меняется от места к месту, но следующие мои замечания тем не менее верны. В Японии даже в наиболее престижных университетах студенты-гуманитарии и общественники рассматривают жизнь в колледже, как трехлетние каникулы. Главным их занятием является игра в теннис. Часто говорят, что японские студенты нуждаются в длительных каникулах, чтобы восстановить силы после изматывающего среднего образования, а также нервотрепки и напряжения вступительных экзаменов. Может быть это и так, но все же три года кажутся мне слишком длинными каникулами.
В Великобритании, Германии и Франции образование в большой степени специализировано. Считается, что общее образование дает средняя школа, на университетском уровне изучаются только специальные науки. В Соединенных Штатах на это рассчитывать нельзя.
Во многих странах не предпринимается серьезных попыток снабдить студентов и профессоров хотя бы минимальными удобствами и оборудованием, здесь ощущается недостаток в помещениях, библиотеки и лаборатории скудно оснащены, классные комнаты – например, по всей Италии – плохо приспособлены для занятий, а лекции записываются на магнитофон, ибо нет никакой нужды видеть перед собой профессора, бубнящего одно и то же по бумажке. С этой практикой я сталкивался в Индонезии, где ни один ученый не может прожить на свою зарплату. Покуда магнитофон воспроизводит его лекции, он пытается подзаработать где-нибудь в другом месте.
Перечисляя все факторы, позволяющие нам удерживать столь непропорционально большую долю лучших в мире университетов, нельзя пройти мимо такого явления, как региональная гордость.