оружия не годилось больше для ратного дела. Осажденные видели уже, что настал последний час их и крепости; причем многие горожане побежали с места битвы по домам и по избам, и напрасно воевода гнал их в бой, а Корф заклинал их именем Бога и отчизны не уступать врагу. Густой стрельбой московиты со стен поражали поляков. Здесь пало много разной шляхты, немецкой и польской пехоты пана Мадакаского и Дятковского и других, которые отважно громили неприятеля, висевшего уже над ними. Тогда же убито было и несколько лучших смоленских пушкарей, защищавших подступ к пушкам, против башни. Царские воины уже встащил на эту башню по груде развалин два орудия, и если бы им удалось их там установит и стрелять прямой наводкой, то все защитники были бы перебиты и замок взят. Но дивным промыслом Божиим, когда от польского пушечного выстрела помост с неприятелями на башне обвалился, произошел взрыв пороха, который они притащили с собой в башню. Пушки и солдаты, бывшие при них, моментально взлетели на воздух. Видя в этом помощь свыше, поляки воспрянули духом и снова вскочили на кватеры, занятые врагом. Особенно отличились здесь инженер подсудок Униховский, и Парчевский, писарь земский, которые прогнали со стен оставшихся солдат царя. Тот штурм продолжался в течение семи часов.
Не меньший натиск неприятель произвел и на малый (Шеин) пролом. Здесь царские воины разрушили все преграды, вырубили несколько рядов палисаду, оттеснили с нижнего валу немецкую пехоту и уже стали взбираться на верх, где стояли пушки. Но в тот момент, когда польских воинов охватило уже отчаяние, бердышники с ближайших кватер пана подсудка Униховского, вышедши потайным ходом, напали из-за валу на неприятеля. Много погибло защитников вала, когда военачальник Тизенгауз с полком подскарбия и с другими людьми мужественно оборонял его, пока пехота уже потеряла возможность стрелять из накалившегося оружия. Сам Бог спас Смоленск в ту ночь: если бы неприятель еще на полчаса продлил штурм, он ворвался бы через этот вал в крепость, ибо поляки, прекратив стрельбу, опустили руки, а помочь им было некому. По подсчетам двух сторон, московской и смоленской, царских воинов пало в этом штурме Смоленска до семи тысяч, а ранено 15,000 человек». Так докладывал о битве ночи на стенах смоленской крепости воевода Обухович.
По словам царя Тишайшего, вышеприведенные потери русских были несколько меньше. Несомненно, однако, что они были значительные, так как после штурма вокруг города наступило временное затишье. Как бы то ни было, и осажденные понесли сильнейший урон и поняли, что держаться дальше возможности не было. Укрепления были сильно повреждены, всех активных не раненных защитников крепости оставалось не более двух тысяч, к тому же пороха уже явно недоставало. Царь собирался с силами для другого штурма, а между тем со всех сторон продолжали приходить радостные вести. После того, как царю донесли о взятия Озерища и о разгроме у Борисова гетмана Радзивилла, знамена и пленники были поставлены на русских окопах на виду у осажденных