крыльев…»
Как будто слышу шорох крыльев,
Увы, неслышимый с земли, —
Как если бы заговорили,
Со мной прощаясь, журавли.
Как если бы и я, прощаясь,
Крича: «Постой, не улетай!..» —
В разлуке этой причащалась
Всех тайных знаков птичьих стай.
Но вот уже сестрицы-братцы
Исчезли с сизом вдалеке…
Теперь одной мне изъясняться
На этом птичьем языке.
И, сложены конвертом, птицы
Мотают ниточку души,
Чтоб улететь – и возвратиться:
«Пиши… пиши… пиши… пиши…»
Не-знак
Не знать
О том, кто предал и покинул.
Не думать
И не чувствовать —
Не знать.
И чайка,
Два крыла своих раскинув,
Летит над этой синею пустыней
Листом последним…
Белый
Молчаливый
Не-знак.
Лебяжий остров
Я хожу в музеи, в кино, в театры…
И – в многообразии этом пёстром,
Как цыган румынский у ног Монмартра
Прячет шарик в напёрсток, —
Прячу себя —
От самой себя же:
Клубок, напёрсток, иголка в сене…
Теряюсь, отыскивая Лебяжий
Остров – острый – разрезал Сену…
Так – забвения в водах тёмных
Ищет гадкий утёнок.
Сена-вена…
Весна и вёсла…
Холодны и спокойны воды…
Звёзды в небе блеснули – блёсны! —
Отражениями Свободы…
И – среди отражений улиц
Я – брожу…
А могу и бредить…
Вдруг – в одном из них – улыбнулись:
Звёзды,
Сена,
Весна…
И лебедь.
«На Эйфелевой башне сносит крышу!..»
– Опять хочу в Париж!
– Вы уже там были?
– Нет, уже хотел.
На Эйфелевой башне сносит крышу!
Срывает башню! Правда!
Не шучу!
Ветра и солнце прямо в душу брызжут!
И будоражат – Боже! – выше, выше!..
– Как?! – говорят, – вы не были в Париже?!
И я – опять! – опять туда…
Хочу.
«Дорогой собираюсь дальней…»
Дорогой собираюсь дальней,
Но, как ни странно, налегке —
Лишь записью – и то – ментальной
В ментальном также дневнике.
Кому-то, может, и невнятной,
Измятой, скомканной вконец…
Внезапной! – точно этот мятный —
В горячем сердце – леденец.
И боль! И сладость! Жар и холод!
И – неожиданный контекст…
И…
Лишь до той поры ты молод,
Пока не умер интерес —
Гадать:
«А что она хотела
Вот