открывайте, мы должны всё осмотреть.
Зная, что сопротивление бесполезно, я послушно открыла дверь и вперёд них вошла в квартиру, чтобы увести детей подальше от солдат, но их всё ещё не было дома, какое облегчение… У меня всего два ребёнка: Егор, младший сын, и… его старшая сестра Гроши. Разница между ними всего пару лет, но со времени оккупации нашей страны они оба очень сильно поменялись… Я даже догадывалась, почему именно солдаты к нам нагрянули, однако всё равно решила спросить у одного из проверяющих, когда он уже начал ломать и переворачивать ту скудную мебель, что у нас осталась:
– Могу я узнать, почему вы нагрянули именно к нам?
– Вы подозреваетесь в укрытии оппозиционера и врага Ордена, а именно Йозефа Туля, он ведь ваш муж, верно?
– Йозеф погиб ещё два года назад, под Пшемицей25, не знаю, кто вам и что наговорил…
– Как это погиб? Нам поступило заявление из местного образовательного центра, что он ведёт подпольную деятельность и, скорее всего, скрывается у вас, своих родственников.
– Это мой сын, понимаете, Егорка, он очень скучает по папе да небылицы всякие про него выдумывает, он исправится, я обещаю, что обязательно с ним поговорю на эту тему… Просто сын всё ещё не смирился с утратой, и я не могу так просто разрушить его и без того хрупкий внутренний мир.
– Что же… – Солдат повернулся в сторону своего товарища и спросил, – Антох, нашёл что-нибудь?
Тот, ещё раз переворошив обломки последней тумбочки, что у нас оставалась, ответил:
– Нет, тут рухлядь одна, правда, внимания не стоит, да и поживиться нечем.
Вновь обратившись ко мне, мужчина сказал:
– Ладно, правда, просим прощения за беспокойство, сами понимаете, какая ситуация сейчас… В общем, по-хорошему-то, мы должны были бы, в лучшем случае, расстрелять вашего Игоря, или как там его, за дезинформацию, но раз уж вы говорите, что поговорите с ним, то мы уж вас отпустим. Но не просто так: отдайте нам за ложный вызов свои съестные карточки, ну какие есть, и мы, так уж и быть, забудем об этом недоразумении. Верно, Антоха?
– Ещё как забудем!
Всё так же, стараясь не показать страха или смятения перед вооружёнными людьми, я быстро вытащила из холщовой сумки три помятые карточки и протянула вояке, сказав:
– Тут на конское молоко, хлеб и капусту, немного, но это всё, что осталось у нас до следующей раздачи.
Довольно ухмыльнувшись, проверяющий дал знак рукой своему напарнику, и они удалились из моей квартиры. Я плотно закрыла дверь за ними и вышла в кухню, которая меньше всего пострадала от очередного налёта проверки, достала из слегка подгнившего от слякоти шкафчика маленький фотоснимок, последний, который остался от Йозефа, и, сев на пол, сказала те слова, которые я обыденно говорила подобными вечерами:
– Помнишь, что ты обещал мне, когда уходил? Что будешь сражаться за нас за всех и за свою Родину до последней капельки крови. Я же в ответ обещала, что сохраню родной дом, чего бы это мне