воду.
Я протягиваю руку, беру полотенце с вешалки и, свернув, кладу его под голову, как подушку.
Через несколько минут ванна наполняется, я выключаю воду и закрываю глаза.
Вау. То, что нужно.
Мои мышцы мгновенно расслабляются, тошнота наконец уходит.
Это простое удовольствие, которое люди из моего района никогда не испытают. Не то чтобы эта ванна была самой обычной, но все же.
Ванны, как правило, не найти в низкосортных трейлерах. Нам повезло, что у нас хотя бы была водопроводная вода, не говоря уже о работающем водонагревателе.
В нескольких кварталах от трейлерного парка, в месте пересечения железнодорожных путей с шоссе, есть небольшая стоянка для грузовиков с душевыми кабинами.
Город поддерживает там подачу воды в раковины, туалеты и прочее, так что холодный душ бесплатный, но за горячую воду нужно доплачивать. Многие люди из парка ходят туда, чтобы привести себя в порядок и запастись питьевой водой. Вернуться со всем обратно – та еще задача, но у большинства есть тележки из супермаркета или разбитые коляски, припрятанные на заднем дворе. Конечно, банки или случайное дерьмо, найденное по пути, которое потенциально может принести деньги, были приоритетнее, чем вода.
Я улыбаюсь про себя при мысли о том, что Джио выберется оттуда.
Он был добр ко мне, болтался в сломанных железнодорожных вагонах, пока не уходили особо шумные клиенты моей матери. Но я бы никогда не пригласила его войти.
Возможно, он был старше меня всего на несколько лет, но это не помешало ей попытаться соблазнить его.
Однажды я сказала ей, что он гей, но она не сдавалась, продолжала убеждать меня в том, что мне пора повзрослеть – она хотела, чтобы я трахнула своего друга в одиннадцать лет, – она сказала, что его сексуальные предпочтения не имеют значения, что он просто возбужденный мальчик, которому понравится ощущение члена внутри свежей вагины. Больная сука.
Стоп…
Я пытаюсь избавиться от этой мысли, но не получается, и она проползает все глубже.
С того самого дня, как в пятом классе у меня начались месячные, моя мать давила, давила и давила на меня, называя ханжой.
Она велела мне покончить с этим уже, говоря о моей девственности, сказала, что забота о ее сохранности только вызовет у меня проблемы в будущем.
Она не видела, что я ни за что не цеплялась – я была просто ребенком, который не хотел участвовать в том, за что я ее ненавидела.
Я знала, что она делает, видела, как люди трахаются в фильмах и даже на столах для пикника или на задних сиденьях машин на нашей стоянке.
Взрослые мужчины выходили из ее комнаты голыми, не удостаивая меня взглядом – если мне повезет, – когда шли за пивом или чем-то еще из мини-холодильника, так что я видела член раньше, и вагину тоже, если на то пошло.
Мне это было противно.
Те звуки, которые они издавали, запахи. То, как они вели себя, как будто моя мать была гребаной королевой, в то время как их жены или мужья сидели дома, вероятно, задаваясь вопросом, где, черт возьми, их партнеры. Предательство и пренебрежение ко всему и вся вокруг.
Так