и в прошлый раз, – успокаивающим тоном начинает он. – На вид ваша дочь абсолютно здорова. Здорова соматически.
– Телом, – поясняет Ламонтань.
– Именно. Тогда, в госпитале, я думал о самом плохом – опухоли в голове девочки. И не решился озвучить свою гипотезу. И правильно сделал. Когда вчера ко мне повалили испуганные родители, таща спящих или полусонных после приступа детей, я исключил вариант опухоли у Амелии полностью.
Вероника внимательно слушает. Дочь стоит рядом, обхватив её руками за талию и спрятав лицо у матери на животе. Всё время, пока её осматривали доктора, она пыталась что-то им рассказывать, и Веронике пришлось несколько раз её одёрнуть. И теперь Амелия молчит и дуется.
– Я выдвинул версию о массовом психозе, – вступает в беседу Ламонтань. – Или гипнозе, но здесь одно «но»: невозможно загипнотизировать одновременно три с лишним десятка человек, находящихся вдалеке друг от друга. Дети, поступившие в госпиталь, живут в самых разных районах города. Значит, остаётся версия отравления неизвестным веществом. Что-то психотропное.
– Простите, что? – оторопело переспрашивает Вероника.
– То, что проникает в мозг ребёнка, заставляет тело совершать неподконтрольные движения и вызывает галлюцинации, – терпеливо объясняет Франсуа Ламонтань.
Люсьен Шабо качает головой, грозит пальцем:
– Нет, уважаемый коллега, нет и ещё раз нет! Из известных с древности веществ ни одно не способно заставить разных людей видеть и говорить одно и то же! Это что-то принципиально новое. Возможно, микроспоры. Вероятно, вирус. Мадам Бойер, я считаю, что в заново рождённом мире могло появиться нечто неизвестное. И дети оказались восприимчивее всех.
Амелия чуть поворачивает голову, косится на врачей одним глазом и обиженно заявляет:
– Ничего-то вы не понимаете. Это одержизнь. Сами вы люцинации.
– Амелия! – возмущённо фыркает Вероника.
Девочка отступает на шаг, сердито топает ногой:
– Никогда меня не слушают! Думаете, я глупая? Сами такие! Я больше вас знаю, вот!
Врачи обмениваются взглядами, оба снисходительно улыбаются. Ламонтань присаживается перед воинствующей малышкой на корточки:
– Мадемуазель, если вы нам поможете разобраться – с меня кулёк конфет, – предлагает он.
Амелия молчит, буровя его недобрым взглядом.
– Вот вы, месье Франсуа, точно ничего не знаете. Вам это не вылечить. И будет только хуже! – выдаёт она отчаянно и гордым шагом покидает комнату.
Доктора сдержанно смеются, и Ламонтань сообщает Веронике:
– Суровая у вас дочь, мадам Бойер! Вся в отца.
– Моего в ней ничего нет, – сдавленно отвечает молодая женщина. – Я её только вырастила.
– А биологическая мать?
Вероника одаривает его таким тяжёлым взглядом, что Ламонтань предпочитает не развивать тему дальше. Он извиняется за некорректный вопрос и спрашивает о здоровье хозяйки дома.
– Удовлетворительное, – прохладно отвечает она. –