исправим, и они будут думать как надо. Правильно оценивать ситуацию.
– Теперь понимаю. А вы не боитесь, что дурак озлится?
– Да, он озлится. Да, он расстроится. Но мы вмешаемся, и друзья возьмутся за руки. Мы объединим их в общественную силу с единым сознанием. Мы напомним им, что они тоже граждане, что у них есть права. Например, право выбирать и быть избранными. Да они и без того избранные, самим богом. Куда уж больше! Им позволено отстаивать свои интересы на самом высоком уровне. Вот этим они – наполнившись самосознанием, сплотившиеся, – Медовик тяжело уперся ладонями в сукно, – этим они и начнут заниматься. Иначе их растаскают поштучно.
Медовик почесал в затылке.
– Я ведь соврал пилоту, когда сказал, что все дураки у нас переписаны, – сказал он доверительно. – Многие, но не все. Ты, капитан, создашь оперативную группу по их активному выявлению и взятию на учет. Работай многими бригадами, а бригады набирай из уже обработанных дураков. Пирамида, смекаешь? Своих ресурсов нам не хватит. Фиксируй сначала самых отъявленных. Работа предстоит неимоверная, но глаза страшатся, а руки делают. И ноги делают.
Балансирову пришла в голову блестящая мысль:
– Может быть, под флагом диспансеризации? Явятся прямиком в кабинет! А там уже машинка жужжит.
Медор отступил и смерил его оценивающим взглядом:
– Все-таки ты не зря получаешь жалованье. Скоро и дырочку вертеть! Мне, – уточнил он. – Конечно! Кто же у нас еще потянется на диспансеризацию? Самый контингент и потянется!…
– Вот только что мы им скажем после машинки? Про бога?
– Найдем, что сказать, – сурово сказал Медовик. – И про бога. И про остальное. Кино покажем! Документальное. Как их, баранов, ведут строем в тарелку! Как в щели утягивают! Дадим послушать, какие вопли оттуда потом несутся, после обещанной сладкой жизни – все, все записано! И как тарелка горела – записано! И как инопланетянин горел! И как этот Эренвейн горел!
Быть очевидцем столь впечатляющих и драматических событий нелегко даже майору, и Балансиров не стал указывать на разницу в причинах, по которым вопили похищенные и горел Эренвейн.
Медор Медовик присел. Он промокнул ярость платком и начал медленно превращаться в прежнего, доброго толстяка, отца и дядю неустановленных лиц.
– Значит, оперативные группы, – подытожил он уже спокойнее. – Направишь людей в поликлиники, школы, вузы, на собрания. Фиксируй всех, кто ходит на юмористические концерты, на массовые сеансы к колдунам. Пусть твои соколы покатаются в транспорте. Они там очень многих возьмут на карандаш.
Балансиров ничего не записывал, такие записи запрещались. Он запоминал.
– Это колоссальная работа, – предупредил он озабоченно.
– Ничего. Для начала обработаем тех, кто уже значится в списках, а там и твои подтянутся. Начинаем с тоненькой струйки. На первых порах нам вполне хватит одного кабинета. В первом потоке назначим лидера. Потом развернемся, организуем повсюду первичные