доска, на которой он, улучив свободную минуту, разыгрывает сложные, умозрительные, непонятные для других комбинации. Эта сложность внутреннего мира являлась всем остальным только в те мгновения, когда она прорывалась на холст или чистую стену в виде умопомрачительных гигантских букв в технике «3D», анилиновых джунглей, сотканных из красок персонажей, полных красоты и ужаса.
То были действительно шедевры, сейчас Нинель Петровна не стыдится этого затертого слова, взамен которого, однако, ничего лучшего не придумали. Но и тогда семнадцатилетняя Неля взирала и на них, и на их создателя снизу вверх – преимущественно издалека. Птах был недоступен; с Белоусовым-Колобком она чувствовала себя проще. Он и рассказал ей, якобы по секрету (на самом деле этот секрет рано или поздно узнавали все), что Птах давно уже один – совершенно один. Обитает в большой трехкомнатной, правда запущенной, квартире в центре Ленинграда. Сам себе готовит, сам себе стирает, даже научился, в условиях дефицита, перешивать себе предлагаемые убогой послебрежневской легкой промышленностью вещи во что-то пристойное. Эта наука была свойственна ему с детства: мать, красивая и легкомысленная, сыном интересовалась мало и кочевала от мужика к мужику, надолго бросая мальчика, которому приходилось оставаться на хозяйстве. Если классифицировать женщин по системе «мать – любовница», то Клавдия – стопроцентная любовница, в ней не было ни грамма от матери! Привыкла жить на чужой счет, привыкла клянчить деньги… Колин отец, надломленный моральным обликом этой особы, к сыну привязанности не испытывал, тем более что у него появилась другая, благополучная семья. Женщины в трехкомнатной квартире не задерживались: Птах питал пристрастие к богемному образу существования, чего ни одна из них долго вытерпеть не могла.
«Я вытерплю!» – поставила себе программу-максимум Неля и принялась воплощать ее в жизнь с решимостью и упорством своих семнадцати лет. Разумеется, пространственно-временных рамок фестиваля в Калининграде для достижения поставленной цели оказалось маловато. Предстояли ей еще и поездки в Ленинград (который, впрочем, коренные жители так и не прекращали называть Питером), и как бы случайные появления то в одной знакомой Птаху компании, то в другой, и негодование родителей по поводу того, что дочка последний стыд потеряла, и тихое примирение с родителями…
А главное, предстояло научиться граффити! Пусть не в таком объеме, как Птах, ну да ведь она и не стремилась стать самым выдающимся райтером всех времен и народов. Илья-Фантомас по фамилии Вайнштейн, который, как обнаружилось, проживал в маленьком подмосковном городке, в отдельном доме, с больной матерью после смерти крепко пившего отца, охотно согласился давать ей уроки. Илья всегда был талантлив, но совершенно лишен честолюбия, а потому ни с кем не конкурировал и ни перед кем не заносился. Сколько Нинель Петровна его помнит, его волновали исключительно мировые проблемы, заковыристые вопросы наподобие «Ради чего