дорогу до города сцена прощания стояла у меня перед глазами. Я видела деда Исаака, который стоял возле калитки дома, рядом с женой и тремя детьми. В глазах у них стояли невыплаканные слёзы. Дедушка читал молитву, а Миша долго махал нам рукой, пока мы не скрылись из виду.
– Папа, а что дедушка говорил на иврите? Он молился?
Отец тяжело вздохнул и ответил:
– Дедушка прочитал благословение… Да, он молился за нас. Он всегда будет молиться за нас.
Папин голос задрожал. Он очень любил своего тестя и шурина. Мама молчала, только тихие слёзы изредка капали из глаз. Всеобщее молчание нарушал только Алик, да время от времени отвечавший ему Гиля.
Домой на Вербовую улицу мы так и не зашли. Спешили прямо на вокзал. Но проходя по Пионерской не могли не заглянуть к тёте Гисе. Мама боялась, что мы её не застанем, и она не сможет попрощаться со старшей сестрой. Но нам повезло – тётя оказалась дома. Она была одна с дочерьми; сыновья уже были на фронте. Лиза и Маня кинулись нас обнимать, целовать маму. Тётя рассказала, что виделась с Ханой, но от Гитл по-прежнему нет никаких вестей. По радио ежедневно тревожные сообщения, немцы всё ближе к Могилёву; каждый день тысячи жителей города работают на строительстве оборонительных сооружений… Мама спросила сестру, не собираются ли они уезжать из города. Гися сказала, что они думали об этом, но ещё подождут, посмотрят по ситуации. Мы пробыли у них не больше часа. Сегодня же надо было успеть на поезд. Снова начались прощания, слёзы, боль…
От тётиного дома до вокзала нам нужно было отшагать ещё два километра по Пионерской, и затем по Ленинской улице. Уставшие, порядком проголодавшиеся, хотя тётя и накормила нас, чем смогла, мы шли по улицам родного города, движимые лишь одним желанием – поскорее сесть в поезд. Нам оставалось свернуть в последний переулок, как вдруг завыла сирена – сигнал воздушной тревоги. И почти сразу послышался рёв моторов. Куда бежать, мы не знали. Люди вокруг поспешили в укрытие, мы попытались бежать за ними. Но… какое укрытие, когда самолёт над головой? Поздно. Мы просто упали на тротуар. Зловещий рокот мотора и вой сирены слились в единый наводящий ужас адский звук. На всю жизнь звук летящего самолёта остался для меня символом кошмара. Я не могу слышать его и не вздрагивать при этом, каждый раз вновь возвращаясь в те дни, когда моя семья бежала под немецкими бомбами.
Раздался взрыв. Нам показалось, что бомба попала в здание, возле которого мы были, и сейчас обломки полетят прямо на нас. А рядом находилось здание завода, и рукой подать до вокзала. Видимо, одно из этих мест и было целью фашистов. “Вокзал!.. Туда бомба попала!.. На станцию метили! Верно, поезд взорвали, гады! Не уедем теперь!” – слышалось со всех сторон. Народ побежал на станцию. Оказалось, что бомба, по воле случая, упала на пустырь, метрах в семидесяти-восьмидесяти от железнодорожных путей, почти не причинив вреда.
Между тем, поезд, стоящий на станции, был уже готов к отправке. Нам предстояло ехать в товарных вагонах. Но после всего пережитого, это была такая мелочь! Толпа повалила в вагоны. И тут папа нам