к прокурорскому дому, мечтая побыстрее сдать брыкающегося начальника на руки его жене.
Прокурорша была женщиной основательной, мощной (в дом зайдет – половицы прогнутся), и безгранично уверенной в себе. К ней очень шло ее, несколько устаревшее, имя – Капитолина Парамоновна. Возможно, это была последняя Капитолина Парамоновна на всю Россию. Она обладала зычным голосом, тяжелым ударом с обеих рук и, по меткому выражению Павла Лаврентьевича, фигурой «формы взбитой перины». Пусть не красавица, но, вне всяких сомнений, прокурорша была светской дамой, некоторые даже подозревали в ней живость ума, утонченную натуру и прочие достоинства. Завистники же клеветнически называли ее «отмытой хабалкой», но делали это исключительно за глаза, трусливо и подло, не рискуя вступать в очную дискуссию.
Добравшись до дома и едва завидев дорогую супругу, Павел Лаврентьевич моментально присмирел, даже загрустил. Капитолина Парамоновна одним взглядом оценила количество промилле в крови у мужа, и, расстроившись от полученного результата, с размаху залепила по мордасам полотенцем. Павел Лаврентьевич стоически принял наказание, не проронив ни слова, лишь зажмурил глаза. Потом была мощная и очень обидная затрещина, после которой Капитолина Парамоновна велела супругу без лишних разговоров ложиться спать. Павел Лаврентьевич немедля повиновался, направляясь в спальню и раздеваясь на ходу, но, проходя мимо жены, словил-таки несильную, скорее уже профилактическую оплеуху и трактовал ее как пожелание спокойной ночи.
Утро следующего дня было одно из худших в насыщенной жизни Павла Лаврентьевича. Это проклятущее «Подпольное казино…» устроило перестрелку в голове с вчерашним коньяком, постоянные телефонные трели сверлом стоматолога пронзали мозг. В любой иной день Павел Лаврентьевич отключил бы мобильник, отлежался бы на даче, сходил бы в животворящую баньку, испил бы целебного пивка, хоть и рискуя сорваться в недельный запой. О, его величество запой! – в начале радостный и невинный, как искренний поцелуй ребенка, в апогее всесильный и божественный, когда сознание проникает в высшие сферы, достигая просветления, и изуверски мучительный, смертельно опасный в финале. Кто ж осмелится потревожить русского человека, коли он в запое! Но сегодня, ввиду вероломства губернатора, пришлось ломать привычный график. Областной прокурор сидел за круглым столом в своей гостиной, в мягком халате, с перевязанной мокрым полотенцем головой, и мучительно решал, чего он хочет больше – арестовать всю редакцию «Губернских новостей», дать в морду губернатору или выпить холодного пива. После тяжких размышлений долг перед службой перевесил все. Испытывающий инквизиторские муки, Павел Лаврентьевич, стонущий и разбитый, дрожащими руками натянул пока незапятнанный синий прокурорский мундир, и, выпив крепкого кофе, собрался в свое ведомство.
– Паша, отлежись, – заботливо суетилась Капитолина Парамоновна, постепенно распаляясь и переходя на визг, – у тебя же давление! Ты