пожаловалась та, что была Кушаньева и которой суждено было сыграть важную роль в дальнейшем развитии событий.
– Сейчас поймете.
Артур Амбигуус-старший повел их к уборной и постучал в дверь.
Ответа не последовало.
– Ты живой? – крикнул Гастрыч, вставший позади.
Тишина.
– Ломай дверь, – приказал сосед, и сам же сломал ее ударом мамонтовой ноги. Внутри было пусто, но речь шла о самом помещении, чего нельзя было сказать о сосуде.
– Даже воду не слил, – укоризненно хмыкнул сосед, под настроение приветствовавший гигиену. – Да, полстакана – только соседку напугать. Иные нужны масштабы, иные пропорции и концентрации…
12. Первое прощание
Все, кроме Оранской, забывшейся тревожным и ненадежным сном, расселись в столовой за опостылевшей скатертью. Оранская, судя по медленным движениям глаз под веками, пребывала в фазе поверхностного сна, а то и вовсе не спала, а что-то там себе соображала, и это был наихудший вариант. Не исключено, что она просто прислушивалась к разговору.
– Золотая жила, – констатировал Гастрыч, вздымая брежневские брови. Он окинул присутствующих таким взглядом, как будто только что совершил важное открытие, о котором никто не подозревал. И не только совершил, но даже успел реализовать его на практике.
– Эльдорадо, – подсказал окулист Извлекунов, немало напуганный недавними угрозами этого страшного, как постепенно выяснялось, человека.
– Рано радуешься, – вздохнул сосед, не понявший слова, которого не знал, и решивший, что глазастик, осознавший свое место, заговорил о себе в третьем лице. Первая половина слова его не смутила. Какое-то Эльдо обрадовалось. Мало ли, какие бывают кликухи. Но это ему на руку, он их подтянет, и вместе они подвинут всех жаб.
Амбигуус-младший ел яичницу.
– Это будет покруче наших, – нахваливал он с набитым ртом. – И главное, мне понравилось: сразу к холодильнику. Так и поперся. Он скопировал мой отходняк.
– Есть надо всякому, – назидательно молвила мать, и Краснобрызжая согласно кивнула. И она, и супруги Кушаньевы уже прибыли; их вкратце посвятили в ночные события, и Гастрыч, перейдя в безопасный режим, застращал их щадящим манером. Огромное Краснобрызжее тело было просто пропитано ужасом за свою сохранность; теловладелица поклялась молчать и помогать деньгами, продуктами, связями и лекарствами – в общем, всем, что сумела нажить. Она не смела вообразить своего удвоения.
Кушаньевы, пока не раздвоились сами и не переругались по поводу одного тонкого педиатрического вопроса, не поверили. Зато теперь они сидели с побитым видом и страшно жалели, что связались с Амбигуусами.
– Никогда не следует мешать общественное с личным, – шепнул жене Кушаньев. – Работа работой, а быт – он у каждого свой. Нечего по гостям шляться; тем более – к малознакомым людям.
– Ты вспомни, как торопился, – негромко прошипела та. – Как прихорашивался пыль пускать… Как у тебя