печенью тост, остроумно сплетенный Крышиным, он встал и отправился к своему младшему Артуру. Войдя, притворил за собой дверь.
Тот, памятуя об ушах, немедленно убавил звук и отложил полный кляссер с международными лизучими марками, которыми утешался.
– Слышишь, Артур Артурыч, – отец, когда под впечатлением должности выпивал, всегда размножал себя, обращаясь к сыну по имени-отчеству. – Говори правду, пока не поздно. Ты грибы из сортира ел?
– Из сортира? – глазенки Амбигууса-младшего вытаращились. Он ждал обвинений в мелком гангстерстве, тунеядстве, но только не в этом. – О чем ты толкуешь, батя?
Батя сверлил его взглядом. Нет, этот олух не замечал вокруг себя решительно ничего. Весьма вероятно, что он не кривит душой и не имеет понятия об отхожих грибах.
– В сортире, как ты хорошо знаешь сам, выросли грибы, – произнес он строго. – Все пересчитаны. Если я недосчитаюсь хоть одного… Впрочем, они смертельно ядовитые, – Амбигуус, будто ему было безразлично, пожал плечами. – Я недосчитаюсь тебя. Ты поймаешь такую галлюцинацию… гальюнную, вот уж каламбур… что назад уже не вернешься. А будешь звать и просить: мама! папа! Уже с того света! Паря над самим собой, неподвижным и холодеющим! Лежащим на реанимационном столе, с катетером в письке! А папа – обычный нарколог! Папа не каждого вытащит с того света! Даже единоутробного (в этом старший Амбигуус запутался) сына! Ты понял меня?
– Понял, понял, – кивал запуганный отрок.
– И чтобы ни слова не говорил своим дружкам, отродью, по которому плачут все тюрьмы сразу… Канальям, дебилам, мордоворотам…, – и он почти целиком перечислил химический факультет, временами сбиваясь и включая в перечень собственных, подзабытых однокурсников.
– Батяня, я никому, честное слово…
– Ну, добре.
Больше прочего Артура Амбигууса-старшего успокоило то, что сын не выказывал никаких признаков опасного отравления. Это внушало доверие и осторожный оптимизм.
5. Горящие моторы и трубы
Время шло. Краснобрызжая, переполненная борщом, удалилась первой. Она уже побрызгивала свеклой. За ней последовали Кушаньевы, выпившие, резвившиеся, как дети, которых они лечили. Он вырывал шарфик у нее, а она у него: Карл и Клара не крали, они затеяли веселую возню с кларнетом и кораллами, но это уже потом, без лишних глаз. Товарищи школьной поры, Крышин и Ключевой, покуда гости расходились, прилегли полежать. В активном – даже нежелательно активном состоянии – оставались окулист Извлекунов, Гастрыч и сам старший Артур Амбигуус, да еще, понятное дело, Анюта-жена, уже убравшая со стола все лишнее и грязное, оставив только чайные приборы и недоеденный торт.
– Чего-то не хватает, – заметил, помолчав, Гастрыч.
– Ребенку понятно, чего, – мгновенно подхватил окулист.
– У нас, к сожалению, пусто… – пробормотал Амбигуус. – А у ребенка другие понятия. Ему не хватает другого…
– Так