кто-то недавно находился: пернатый или же в очках и нелепой остроконечной шляпе.
Виктор похлопал себя по карманам, после чего проверил замки на саквояже. Похоже, птичница все же была не из тех, кто обирает сонно-доверчивых попутчиков: и бумажник, и билет, а также – он удостоверился отдельно – письмо от Бетти Сайзмор никуда не делись.
Виктор вдруг поймал себя на том, что уже в пятый раз открывает и закрывает защелки на саквояже. Ему совершенно не хотелось надевать пальто и обматывать шею этим удушающим шарфом. Не хотелось вставать и куда-то идти…
Мимо окна прошел станционный смотритель в шинели и фуражке. В руке он держал колокол, заливающийся, как кот, которому прищемили дверью хвост. Гаркнув очередное «Уэлихолн», служащий вокзала привел Виктора в чувство.
«Неизбежное, как говорит шеф, неизбежно, – подумал он, – поэтому или ты выпустишь тираж, или тебя сдадут в тираж – третьего не дано. Так что отрывай задницу от сиденья, Кэндл, и вперед».
– Вперед, – поморщился Виктор с презрением к самому себе и своей нерешительности.
Он поднялся рывком, будто бы отклеивая себя от сиденья. Мгновение – на пуговицы пиджака. Мгновение – на пальто. Шарф – спиралью вокруг шеи. Переместить шляпу с лампы на макушку, не забыть саквояж…
Виктор сошел с подножки на мощенный плиткой перрон и погрузился в утренний туман и паровозный пар. Он мгновенно утонул в толпе отправляющихся, встречающих, носильщиков с их вездесущими тележками и продавцов с их не менее вездесущими переносными лотками. И вдруг в этом шевелящемся в серых клубах многоголовом, многоногом и многочемоданном существе Виктор Кэндл увидел это лицо.
Было видно, что она заготовила совершенно иную реакцию – быть может, даже холодность, строгость и едкую обиду, – но стоило им встретиться взглядом, как на ее губах сразу же расплылась широкая улыбка, и Виктор вспомнил, почему в детстве называл ее лягушонком.
Правда, сейчас она мало чем напоминала ту костлявую, несуразную одиннадцатилетнюю девчонку, которую он оставил здесь семь лет назад. Перед ним стояла красивая девушка в узеньком бордовом пальтишке. Волосы цвета воронова крыла торчали длинными прядями-перьями из-под красной вязаной шапки. Больше Виктор ничего разглядеть не успел…
– Вик!
Она бросилась ему на шею с такой порывистостью, какая возникает лишь в последний момент и которую нельзя запланировать заранее.
Виктору стало неловко.
– Здравствуй, кроха Крис, – пробормотал он в ухо сестре – или, точнее, в прядь черных волос, закрывающих это ухо. – Я тоже очень рад тебя видеть, но обниматься с дорожной сумкой в руке, знаешь ли, не очень удобно.
Кристина Кэндл отстранилась и снова сделала «лягушонка».
– Занудой был – занудой и остался. А я-то думала, университет и Лондон тебя изменили!
– Боюсь, это им оказалось не под силу.
Люди вокруг толкались. Туфли ступали по ногам Виктора, чемоданы бились окованными углами в его бока. Порой