дня о-о-т такую рыбу поймал!
И мужик раскинул руки, демонстрируя максимальную ширину, на которую был способен. Внимательно перевел взгляд с одной ладони на другую и, решив, что этого мало, добавил:
– Это тока хвост был!
Горыч тяжело вздохнул и сказал мне:
– Сзади сядешь, не то начнет в пути про рыбалку рассказывать и сшибет с печи ненароком.
Молча кивнула, я уже степень увлеченности некоторых поняла.
– Не печалься, красавица! – Емельян Иваныч вдруг обхватил за плечи. – Годы-то твои молодые, чай, не Филька распутный, так много еще хлопцев на пути жизненном. А коли хочешь, моей будь, ужо не обижу!
– Емель, а Емель, – Горыч плавно, по-змеиному шагнул к нам и уставился обеими головами на мужика, – я ж тебе не только зубы выбью, я ж тебе и все выдающиеся места пообрываю.
Возница охнул, схватился за нос и отступил.
– Вещи вон, – кивнул дракон на мои сундуки, – взял да и пошел. Как трогаться будешь, так за девкой и явишься. Все понял?
Емельян понял – здоровенные железом кованые сундуки подхватил словно пушинки да и утопал, ненароком сбивая чертей по дороге.
Мой герой… Так этим хвостатым и надо!
– Да, неправильное у вас расовое воспитание, – задумчиво сказал Горыч. – Вам расовую терпимость кто преподавал?
– Феоктилла, – ответила, не задумываясь и наблюдая, как Емелюшка пятому чертеняке прямо по пятаку…
– Оно и видно, – вздохнул двухголовый дракон. – Ладно, Стаська, ты пока тут походи, осмотрись, книжек себе поищи на дорогу, чтоб, значит, не скучно было, а я снеди тебе накуплю.
– Может, я сама? – робко спросила я.
– Э нет, Стаська, – Горыч щелкнул меня по носу, – я кошатинку в пирогах-то учую, а ты?
– Жду здесь! – решительно пообещала я.
Летописный лоток обнаружился шагах в десяти от скамьи, у которой Горыч меня бросил. Широкие витрины, отгороженные от неуклюжих Емелей железной решеткой, давали много света, и потому, когда я вошла, привыкать к полумраку не пришлось, сразу стала разглядывать стеллажи с книгами, но не сразу заметила сухопарого гоблина с очками во все лицо, который встал рядом и, заложив руки за спину, осматривал свои владения вместе со мной. Почему свои? Так у него висела вдетая в ухо табличка «Гендиор, владелец».
Некоторое время мы делали вид, что увлечены созерцанием лавки, после чего я все же сказала:
– Здравствуйте.
– Света знаний тебе, убогое создание, – приветливо ответил гоблин.
И надо же, у нас обычно, окромя чертей, никто из низкорослых не приживается, а у этого вот даже лавка имеется, и оскорблять наловчился.
– Чего тебе, девица, надобно? – поинтересовался Гендиор.
– Эм… – даже не знаю, что на это сказать.
– Понятно, – гоблин вздохнул, – ни ума, ни фантазии…
И вдруг оживился, моргнул своими невообразимо огромными из-за очков