Три дня без чародея. Игорь Валерьевич Мерцалов

повидавших, жизнь знающих. То есть самой жизни можно и совсем не знать, но почесать языком по поводу «всех этих мужиков» девки любят, это Упрям точно знал. Мало ли гулял по городу… Ему, правда, до сих пор не приходило в голову сравнить девичью болтовню с хвастливыми пересудами городских парней, и он был убежден, что причина кроется в особенностях девичьего ума, согласно поговорке, длиною заметно уступающего косам.

      Но как понять этот проблеск веселой искорки в глазах? Ну не рада же, в самом деле, Василиса нависшей угрозе? Если только…

      – А ты не нарочно ли со мной улеглась? Чтобы, скажем, я тебя выдать не смел. Или чтобы…

      – Так, – отрубила Василиса. – Что и почему я делаю – это моя забота, никого не касается. А вот общие заботы наши – Наум да ворог на земле славянской. Я тут на кой-какие мысли набрел… тьфу, набрела. Гляди… да не на меня, на карту! Ну что ты уставился?

      – Да нет, ничего, – ответил Упрям. – Просто придумал, как твою честь спасти. Но об этом потом, а пока малахай надень и рассказывай, чего надумал… Невдогад.

      – Нет уж, вперед выкладывай, что изобрел!

      Взор княжны горел, подбородок вздернулся – вылитый князь. И как раньше не заметил? Хотя нет, заметил, что уж самому себе-то врать. Заметил с первого же взгляда, Ладно, в ту минуту о другом думал, но, сказать по правде, весь день и половину ночи подсказок у него было выше крыши: и загадочные речи, и оговорки, и осведомленность в делах кремля (ведь ясно же было, что знает «Невдогад» и Болеслава, и Ласа). И внешность, и поведение, и малахай, и прочее, и прочее. Умна Василиса, но ко лжи непривычна, и, чтобы не разгадать ее под наспех состряпанной личиной, надо было быть полным…

      «Полным мной», – мрачно подумал Упрям.

      – И с чего тебя Ласковой прозвали? – вздохнул ученик чародея. – Вот так посмотришь – ни за что не догадаешься.