бы, в чем тут секрет… Ах, как быстро мы усвоили разные рыночные словечки. Продвижение! Реклама! Маркетинг! Вот, мол, почему у нас серьезные книги не читают. Промоушен не тот! А был бы крутой промоушен, все бы прямо набросились на интеллектуальную литературу? А в США, значит, издатель спит и видит, чтоб втюхать читателю Филипа Рота, Джонатана Литтелла, Пола Остера и прочую кундеру? И тратит на это немерено баксов? Какой хороший, какой высокодуховный издатель, однако…
Так или иначе, счет 3000: 250 000. То есть 1: 80.
27 июля 2013
Великие писатели в большинстве своем были вполне благополучными господами. Иначе они бы просто не смогли писать. Для этого нужно время и силы, приспособленное помещение (стол, стул, окно, полка для книг и бумаг). Чай с сахаром, каша с мясом. Семейные радости, поддержка друзей, любовь читателей – тоже нужны.
Даже Достоевский, при всем трагизме его творчества, был благополучным господином. Отсидел за грехи молодости, а дальше всё было сначала неплохо, а потом и вовсе очень хорошо. Любимая жена, прекрасные дети. Огромный успех сочинений, авторитет в обществе, признание со стороны высших властей.
Бог и дьявол сражались в сердце великого писателя. Сам же он долго и придирчиво заваривал чай; Анна Григорьевна вспоминает, как тщательно он добивался оптимального сочетания горячести и крепости. По полчаса возился у самовара с кипятком и заваркой.
Трагизм творчества и трагизм жизни – вещи разные. Посмотрите на собрание сочинений и писем Ф.М. Достоевского. А также И.С. Тургенева, А.П. Чехова, Ч. Диккенса, В. Скотта, О. де Бальзака и Э. Золя. Не говоря уже о Л.Н. Толстом. Посчитайте тома, проведите пальцем по корешкам. Это же просто руке тяжело столько написать! А душе – столько пережить? А мозгам – столько обдумать? Нужна спокойная рабочая обстановка. Каковая сама по себе ничего не гарантирует.
Но и задавленность жизненными драмами не гарантирует хоть какой-то ценности написанного под этим прессом.
Поэзия – особенно русская, про другую не знаю – рождается в парках и поместьях (Пушкин, Тютчев, Анненский, Ахматова и даже, не удивляйтесь, Некрасов). Или в умных профессорских домах (Цветаева, Белый, Пастернак). И конечно, в богемных мансардах и салонах (Маяковский и формалисты; Есенин). Там, где есть простор для творчества, а не борьба за выживание и страх ареста.
Кто писал лучше – юная царскосельская львица или изувеченная советской властью старуха? Попробуйте ответить на этот вопрос честно, сбросив с души социально-политические гири.
«Да и вообще, до книг ли сейчас! Скоро будет война – это главное. Я думаю о ней много и глубоко. Она будет первой великой и справедливой войной в истории. Написать о ней или записать ее, вернее, пока успеешь – вот что будут читать люди и через 100 и через 500 лет, как мы читаем “Анабазис” или “Записки” Юлия Цезаря», – пишет Петр Павленко своему другу Слонимскому 3 ноября 1936 г.
Аншлюс Австрии, Мюнхенский сговор, аннексия Судет, Хрустальная ночь – это всё будет через два года, в 1938-м. Оккупация Чехословакии и претензии Германии к Польше – 1939-й. План «ОСТ» и операция «Барбаросса» –