лучше. Оба лучше/хуже. Как Индия и Китай. Разные цивилизации. Договориться невозможно. Да и не надо, наверное. Огромное количество народа просто не понимает, что такое «выборы». Для них, еще с советских времен, – это некий ритуал почтения к власти.
Не осуждайте «карусельщиков», «непрерывщиков» и «откреплястов». Они не ведают, что творят. Для них опускание бумажки в ящик вовсе не имеет того значения, что для вас, умники! Эти люди просто хотят жить. Сейчас, сию минуту, сегодня. Еще денек. Еще недельку. Ясно ведь, что завод всё равно закроют. Но тут есть надежда, что еще месячишко поплатят чуточку…
Спросите умирающего, хочет ли он прожить еще месячишко. Какие мы жестокие.
3 апреля 2012
Если бы Иосифа Бродского сразу стали печатать, приняли бы в Союз писателей, выбрали бы в правление Ленинградского отделения СП СССР – то вся советская поэзия стала бы другой. Лучше! Появился бы высокий ориентир. Но и он бы стал писать по-другому… Хуже?
5 апреля 2012
Знаменитая фраза полностью: My country, right or wrong. If right – to be kept right; if wrong – to be set right.
Перевод: «Это моя страна, права она или нет. Если права – надо блюсти ее правоту; если неправа – поправить». Американский министр Карл Шурц (1829–1906).
9 апреля 2012
Родина – непонятная вещь. Говорят – «родину не выбирают». Но это смотря в каком смысле. Я родился в сталинском СССР, рос в хрущевско-брежневском. Когда мне стало сорок лет – я оказался в другой стране.
Вернее, в двух других странах.
Москва, замусоренная банановыми шкурками, заставленная ларьками с ликерами, колготками, сапогами и колбасными нарезками в одной витрине. Казалось, вся страна пьет амаретто и носит чулки со стразами. И Москва новых публикаций, просмотров, премьер, книжных россыпей. Казалось, вся страна смотрит Пазолини, читает Джойса и Фрейда.
Но это только казалось.
Как оно на самом деле – я не знал. Никакой России я не видел. Старую Россию знал по старым книгам, по картинам в Третьяковке. Она была прекрасная или ужасная, но совсем нереальная. Чужая. Меня там не было, я не катался в санях, не ел конфетки-бараночки, не заходил в петербургские дворы-колодцы, не снимал угол у вдовы-чиновницы.
Новую, настоящую, трудно живущую Россию – видел только мельком, из окон поезда. Она была такая же чужая, как прекрасная страна Пушкина, как страшная страна Николая Успенского. Сон – нежный или кошмарный, без разницы.
Сейчас уже совсем другая страна, третья. Или пятая. Смотря как считать. Которая из них – моя родина? Какую выбрать? Или пусть их будет много? Вот у эмигрантов их как минимум две. Новая и старая. А бывает еще историческая родина. У кого-то это Греция, Армения, Израиль.
Моя историческая родина – СССР. Но туда нельзя репатриироваться. Да и неохота.
Так и живем.
14 мая 2012
Трагедия пролетарского писателя. Но ведь они умные люди были – Горький, Маяковский. Неужели они на полном серьезе верили, что рабочий класс возьмет власть прямо в свои мозолистые руки? Утром на завод, вечером в Совет. Народный суд, народный контроль,