стесняйтесь, – говорю я полным злости голосом, хотя на самом деле злости не чувствую.
– Вы хотите ее, тогда вам всего-навсего придется пройти мимо меня. Или, ладно, вы хотите меня, так тут вообще никаких проблем. Давайте проведем переговоры и приятно пообщаемся друг с другом. Я открыт для любого конструктивного диалога.
Они какое-то время колеблются, потом начинают отходить. Я смотрю на огни, удаляющиеся в темноту.
Залезаю в пикап и выезжаю обратно на дорогу.
– О боже, нет, только не вези меня к себе домой, – говорит Бетти Линн.
– Я и не повезу. Отвезу тебя обратно к тебе домой.
– Мама убьет меня, у нее аллергия на табак.
– Когда ты проводишь весь вечер у Ледбеттера, от тебя точно так же несет табаком.
– Ей плевать на сигареты, но она всю жизнь проработала на полях и ненавидит этот запах.
Мы трогаемся. Она берет меня за руку и крепко сжимает, потом кладет руку к себе на колени. Когда-то мы занялись любовью, начав примерно так же, а потом перебрались на заднее сиденье. Через минуту или около того она начинает тихо всхлипывать, но довольно быстро прекращает. В бардачке у меня лежат чистые тряпки из рваных футболок. Она знает об этом, потому что там же у меня лежат презервативы. Бетти берет пару клочков и вытирает лицо, руки и шею.
– Томас, ребенок…
– Что?
– Он был не от тебя. Это Джаспер Кролл, с фабрики, но я…
– Ничего страшного.
– Прости, что я солгала.
– Это не имеет значения.
Высаживаю ее и разворачиваюсь за железнодорожными путями. Останавливаюсь там и смотрю на холмы, потом опять на трясину. Луна спускается на Кингдом Кам все ниже.
Думаю, не могли ли факелоносцы схватить и линчевать Драбса.
Что еще хуже, не могу отделаться от мысли, не был ли Драбс одним из них.
ВО СНАХ МОЕЙ МАТЕРИ она стоит перед школой, глядя на собственную убитую мать, подвешенную на крыше. Моя мама еще девочка, ей одиннадцать лет. Светлые локоны рассыпаны по рукавам ее клетчатого платья. Она – озорная девчушка с исцарапанными локтями. Пылевые вихри закручиваются вокруг ее колен, и ветер глухо ревет, нагибая вершины тополей.
Девочка изумленно разинула рот, но она не испугана. Чувствует лишь мучительную туманную печаль, копящуюся в груди. Она знает, что мать мертва, зарезана, выставлена на всеобщее обозрение, хотя больше никто ее не видит. От серпа идет отблеск света, который ей словно подмигивает. Она подходит ближе к школе, по западной стене которой сочится тонкий и почти высохший ручеек крови.
Гадко воняет рыбой. Округ Поттс все лето страдал от засухи, и река обмелела почти на два фута. Дохлые рыбы, бобры и опоссумы гниют на песчаной отмели, из болот тянет сыростью. Ветер разносит зловоние, накрывающее округу словно колпаком.
Кто-то здесь недавно побывал, не только чтобы убить ее мать таким странным зловещим образом, но и чтобы вывести ее кровью письмена на белой деревянной обшивке. Почему-то в ее сознании это существует раздельно, как независимые, отдельные