десяток, но годы её совершенно не портили. Изящное платье чёрно-оранжевых тонов развевалось под негодующими жестами хозяйки и, как можно было понять из реплик, оглашающих гадальню, происходил извечный конфликт поколений.
– А я говорю, ты не поедешь на свадьбу! – вопила тётя Присцилла, исчерпав дар убеждения. – Ты – королева, у тебя должна быть гордость! – и тон её не оставлял никаких сомнений, что так оно и будет на самом деле.
По-видимому, это рвало душу влюблённой в клочья, ибо рыжеволосая бестия кричала раненной волчицей:
– Нет, поеду! И пусть ему станет стыдно!
– Общение с этим семейством приносило нам одни лишь несчастья! – наседала тётя. – Отец Владислава женился на «Спящей нимфетке», а не на мне! И тебя, пельмешка, – так с детства величала будущую королеву кровная родственница, – ждёт та же участь!
– А я всё равно поеду!
– Памятью матери твоей клянусь, этого не будет!
Маленький Бло смотрел на происходящее и умилялся. Люди так походили на шуршиков! Впрочем, наблюдать мелодраматическую сцену дольше, у него просто не было времени. Потому, пошептав очередное заклинание, он дунул на видение, и картинка преобразилась…
Король Владислав, довольно представительный мужчина, с аккуратной бородкой и светлыми волосами, поёживаясь от холода, исходящего от каменных плит пола, семенил, уверенно сокращая расстояние меж своими покоями и покоями будущей королевы Широкороссии – Ольги. Ему было тридцать шесть, и что влекло его к спящей, можно себе представить. Страсть? Безусловно! Их величество в четвёртый раз просыпались от того, что во сне им являлась обнажённая суженая и соблазнительно прикусывала губу. Он одержал три уверенные победы над собой, но четвёртое наступление всё-таки истощило боевой дух и, сев на краю кровати, он в сердцах сказал: «Чёрт!»
– Я же король, в конце концов! – такова была его вторая фраза, а третья стала решающей: – Хватит! Хватит терпеть!
И вот он стоял перед дверьми опочивальни будущей королевы: в руках – свеча, в глазах – любовь, в чреслах – томление, и думал, глядя на ночную рубашку: хорошо, что в эту минуту его никто не видит. Как же он был не прав!
Его видел шуршик!
Самодержец осторожно приоткрыл дверь и ужом просочился в спаленку.
Красотка спала под ажурным пологом огромной кровати. В окно дул лёгкий ветерок, отчего полупрозрачная ткань словно бы дышала, убаюкивая барышню. В очередной раз до умиления сражённый красотой будущей жены, Владислав томно вздохнул, взирая на обнажённые ножки, что смятая ночная рубашка открывала его взору. Он осторожно установил свечу на столик возле постели и приблизился к почивающей. Но стоило чуть приподнять уголок занавеси и сказать заветное: «Любимая, это я…» – как суженая, движимая дикими природными инстинктами, отточенным движением схватила жениха за отворот халата, опрокинула на кровать и, сев верхом, занесла над ним неизвестно