бросаю на него взгляд.
– Очевидно.
Он фыркает.
– А до чего скромно.
Я качаю головой:
– Я не это имела в виду. Моя сила досталась мне от Оберона, от трона Неблагих. Я никем себя не возомнила. Просто я соглашаюсь с тем, что ничего не знаю о глубине и масштабах этой силы.
До сегодняшнего вечера я даже не знала, что у меня есть эмпатические способности, хотя, полагаю, я использовала их в лагерях королевы.
Миша хмыкает, делает шаг назад и оглядывает меня с головы до ног:
– Интересное предположение.
– Точное. Откуда еще она могла взяться?
– Честно? – Он делает глубокий вдох. – Я не знаю. Но пытаюсь в этом разобраться. Финн задавался тем же вопросом.
Услышав это имя, я расправляю плечи. Не могу думать о принце теней, не чувствуя, как грудь стягивает клубком противоречивых эмоций.
– Но он знал, – шепчу я. – Знал, откуда взялась моя сила.
– Он знал магию своего отца. Был хорошо с ней знаком. Так что он первый понял, что ты владеешь чем-то другим. Чем-то… большим.
Почему-то я в этом сомневаюсь. Я думаю, что так сильно удивляю их, потому что они не ожидали, что у девушки-человека в принципе будет какая-то сила. Но спорить мне не хочется.
– Я устала.
Он кивает.
– Я попросил Дженни приготовить тебе ванную. Она ждет.
– Спасибо. За это и за то, что взял меня с собой сегодня вечером.
– Я был только рад.
– Не уверена, что должным образом отблагодарила тебя за то, что ты позволил мне жить у себя, – говорю я, склонив голову. – Ты ничего не должен был для меня делать, но все равно сделал.
Он усмехается:
– У меня есть свои причины.
Уверена, так и есть. У них у всех есть.
– Спокойной ночи, принцесса.
Я вхожу в свою комнату, но задерживаюсь у порога и не закрываю дверь.
– Почему ты так меня называешь?
Глаза Миши загораются, и он ухмыляется.
– Только потому, что называть тебя королевой было бы неточно, – говорит он, затем поворачивается и исчезает в коридоре.
– Что за чушь, – бормочу я, отворачиваясь от двери. На кровати лежит свежая ночная рубашка, а воздух в комнате влажный от того, что в смежной комнате меня ждет теплая ванна.
Я быстро раздеваюсь, иду в ванную и погружаюсь в горячую воду, вздыхая, когда она обволакивает мои ноющие бедра. Когда все вокруг затихает, я так отчетливо чувствую Себастьяна – его горе и печаль, – что мне хочется плакать. Я скучаю по нему. Скучаю по вере в то, что он любил меня, что я могла ему доверять.
В попытке не намочить волосы я собираю их так высоко, как только могу, но несколько прядей слишком короткие. Они выбиваются из узла и падают мне на лицо и шею. Локоны становятся более тугими от пара, поднимающегося от ванны. Я быстро моюсь, как будто, закончив с этой процедурой, смогу сбежать от эмоций и давящего одиночества.
Когда я надеваю ночную рубашку и ложусь под одеяло, через окна спальни проникают косые лучи света восходящей