пошлем, – торжественно поклялся домовой, разрывая пелену тягостного молчания. – Не кручинься.
Это должно было успокоить, но следующей ночью сны вернулись. Может, от того, что она чувствовала себя виноватой за праздность. За то, что ей нравится жить в лесу, вместе с домовым. Она подводила мать бездействием и убедить себя, что ничего в такой ситуации не поделаешь, не выходило.
На рассвете, когда ночная мгла еще стелилась покрывалом по низинам, стражи избушки в очередной раз устроили побудку.
Ярина даже подумала, что с удовольствием повесила бы на воротах табличку: «Злые черепа. Испепеляют без предупреждения». Останавливало то, что половина селян не умела читать. Нарисовать, что ли?
Нет, нехорошо так думать.
В жарко натопленной горнице пахло свежим хлебом и мясной похлебкой, не хотелось выходить в сырое туманное утро. Одевалась Ярина долго, втайне надеясь, что посетители уйдут.
Напрасно.
Три гостьи, выступившие из тумана, на людей были похожи лишь издали. Зеленые всклокоченные волосы, непроницаемо-черные глаза, крючковатые носы, отливающая всеми оттенками болота кожа – жирная, лоснящаяся. Обычные кикиморы, при виде которых люди хватают детей и спешат унести ноги.
– Такая молоденькая, – прошептала одна.
Они жались друг к другу и топтались, словно не желая находиться возле избы.
Ярина уже хотела спросить, что им нужно, как сверток на руках у одной завозился и огласил окрестности ревом.
Тут Ярине и поплохело.
Кикиморы воруют детей. Если в селища или города им теперь ходу нет, в каждой избе найдется простенький оберег, то в лес с младенцами без защиты лучше не соваться. Украдут и поленом подменят.
Кажется, это был как раз тот случай.
Ярина представила полчище озлобленных селян, берущих лес в осаду. Пропажу ребенка нельзя не заметить. Они все дотла выжгут!
Державшая орущего младенца кикимора выступила вперед и со слезами на глазах протянула Ярине. Ребенок был тяжеленький, с полгода ему. Щекастое личико покраснело от плача. Стоило качнуть пару раз, как младенец замолчал, и внимательно уставился на Ярину серыми глазенками. А кикиморы смотрели на нее так, словно она у них ребенка силой отобрала.
– Заходите, – обреченно вздохнула Ярина, бережно укачивая сверток.
Вороны, не шевелясь, внимательно следили за кикиморами, которые скрылись в доме.
Увидев печальное шествие, домовой едва чугунок не уронил.
– Охохонюшки!
Младенец снова решил напомнить о себе, завозившись в толстом лоскутном одеяле.
– Батюшки! Дитё! – Торопий всплеснул руками и полез на лавку, чтобы разглядеть получше. Ребенок хватанул его за бороду, промахнулся и заревел пуще прежнего. – Эй, кочерёжки, признавайтесь! Откудова утянули? Дай-ка! – потребовал он. – Он же ж голодный! Ты, Яринушка, его раскутай, а я посмотрю, где-то у нас толокно было.
Ребенок на проверку оказался мальчиком. Откормленным, хорошо одетым, на рубашонке были бережно