влекло санкции: либо замечание с занесением в вахтенный журнал, либо наряд вне очереди (обычно это была внеочередная работа на кухне, например: начистить после работы ведро картофеля), либо обсуждение нарушения на совете лагеря, либо, в исключительных случаях, отправка нарушителя домой.
После вечерней линейки были, конечно, танцы; без них не обходился ни один вечер, и в 23.00 объявлялся отбой.
После отбоя хождение по лагерю прекращалось. Работали только назначенные в наряд на кухню: они готовили всё для завтрака. Мы всегда строго относились к тому, чтобы обеспечить покой и порядок в лагере, особенно, в ночное время. Первыми начинали дежурить в ночное время мы вдвоем с И. Г. Зуевым, заведующим дневным отделением, на которого возлагались и обязанности начальника лагеря. Мы обходили все палатки, проверяли, не спят ли ночные дежурные, подкладывают ли дровишки в печи, в порядке ли противопожарный инвентарь (были среди ночи случаи возгорания палаток), препроваживали из лагеря непрошеных гостей.
Утром – подъем в 7 часов, умывание у ручья, завтрак и выход в поле.
Самой трудной работой, как оказалось, была не копка картофеля (обычно вручную, лопатами), а работа на кухне. Ведь надо было обеспечить полноценное трехразовое питание нескольких сотен молодых организмов, обладавших отменным аппетитом. Каждый день эта орава съедала по три-четыре сотни буханок хлеба, половину коровьей туши, целый самосвал (3–4 тонны) картошки и много другой мелкой всячины. Поэтому для работы на кухне мы заранее подбирали девушек постарше, достаточно смышленых в поварском деле, и крепких парней; бригадиром поваров и заведующей котлопунктом назначался кто-нибудь из самых ответственных женщин-педагогов. В помощь им каждая группа ежедневно выделяла наряд из 1–2 человек для чистки картошки, шинковки капусты, колки дров, рубки мяса или открывания нескольких сотен банок с тушенкой и прочих работ. Но и этих сил не хватало, поэтому широко использовался труд тех, кто получал наряды вне очереди. Наряд приходилось отрабатывать в такое время, когда большая часть народа была на танцах или уже спала, и «штрафник», выковыривая впотьмах глазки из холодных и скользких картошин, имел возможность позаниматься самоанализом.
Затраты труда, материальных и финансовых ресурсов на уборку картофеля, моркови, свеклы, огурцов, капусты и других овощей, где применялся труд учащейся молодежи (а ведь ему предшествовал труд по обработке земли, посадке и выращиванию этих овощей) были колоссальными. Я как-то не поленился и подсчитал примерную себестоимость этих затрат и получил интересные цифры: при неизменной на протяжении многих лет магазинной цене 12 копеек за килограмм картофеля полная себестоимость его производства, уборки и продажи составляла не меньше 1 рубля 20 копеек за килограмм! Золотой получался картофель.
Однако для нас, педагогов, «колхозная» страда была не только делом, требующим мобилизации больших физических и духовных сил и порой порядочно