просит нас ее доказать и ходит вдоль парт, тихо предлагая советы. К концу урока я понимаю, что до завтра все успею, хотя мне надо учить физику. И когда шестеро ребят с другим основным профилем идут на следующий урок, я откладываю тетрадь и достаю свои символы адинкра.
Сильвестр Джеймс Гейтс-младший с помощью этих символов описывал отношения квантовых частиц. Я хочу использовать его модель для чего-то похожего, только в плане атомов гелия-3.
Я обсуждаю свои мысли с профессором Бьестой, когда заходит декан Сантори. Он оглядывается по сторонам, явно удивляясь тому, что класс почти пуст. Потом он откашливается и сообщает:
– Я думал проверить, над чем мы работаем для «Фронтира» в этом году. Это наши математики?
– Да, старшеклассники, – отвечает профессор Бьеста.
– Хм-м, – тянет декан Сантори, глядя на нас.
Дэвид был финалистом в том году. Значит, он уже выиграл стипендию, так что участвовать не может.
– На меня не смотрите, – говорит Янаан. – У меня химия, а не физика.
Декан Сантори бросает на меня быстрый взгляд и поворачивается к профессору Бьесте.
– Тогда я вернусь попозже и посмотрю на младших?
Значит, можно не бояться, что он будет заставлять меня участвовать.
Когда заканчивается лабораторная по кодингу, Лео уходит на футбол, обещая вернуться после ужина. Сегодня вечером мне придется позаниматься физикой (хотя, в отличие от профессора Льюиса, я ничего не имею против карьеры инженера), но сперва надо проветрить мозг.
Работа с Лео над проектом к середине семестра казалась отличной идеей. Он свободно владеет С++, довольно веселый, и у него не было напарника. Но делая это предложение, я не знал о его симпатии к Эви. Теперь-то я понял, что общий интерес не так укрепляет команду, как хотелось бы.
Сегодня из-за его частых рассеянных улыбок я вышел на долгую, медленную пробежку за стенами Ньютона. Я направляюсь к жилым кварталам, не думая о том, куда бегу и сколько займет моя пробежка.
Интерес Эви к Лео определенно вынес мне мозг. Серьез но, в какой вселенной будет логично, если она выберет кого-то другого?
Я ее лучший друг. И я ее люблю. И чуть не поцеловал ее четырнадцать раз. Я храню в памяти список недопоцелуев, и вот мои любимые:
№ 1. Нам было по тринадцать, мы играли в прятки с моими братьями. Я зажал ее у стены нашего гаража и, наверное, поцеловал бы, если бы она не поднырнула под мою руку и не убежала.
№ 4. Через год я обнимал ее во время панической атаки, пока она не перестала трястись и плакать. Я хотел собрать губами все слезинки с ее лица.
№ 7. Той зимой мы упали с санок. Закрывая глаза, я все еще вижу, как Эви смеется в снегу.
№ 11. Ей было шестнадцать; мой день рождения был через пару недель. Мы провели день на окружной ярмарке, вздрагивали при виде перекормленных свиней, ели торт «Муравейник» и тихонько высмеивали выступление фокусника. В каком-то смысле нашу поездку на колесе обозрения можно считать за семь отдельных раз.
№ 12. На мой