про историю, то ли про нежить, то ли еще про что, главное, что рассказывать умел.
И слушали его.
Мудрослава тоже.
А потом вот крик. И мертвая старуха, над которой склонился Яр. И степнячка эта. Суета… суета унялась, старуху перенесли в лабораторию, причем весьма даже просторную. Места вот в ней всем хватило.
– Совершенно! – соврал Яр, и Мудрослава за косу дернула.
Огляделась.
Степняки.
И ладхемцы рядом. Их красные мундиры выделяются яркими пятнами. Там же бояре, которые вчера пить изволили, но прилично, памятуя, что в гостях. Из Ижицкого хороший глава посольский вышел. Крепко всех в руке держит, не позволяя честь государеву уронить.
Еще бы самому государю этакого понимания.
– Потом поговорим, – прошипела Мудрослава и улыбнулась еще шире, кивнула кому-то, сама не разобравшись кому.
Островитяне держались наособицу.
А к столу, на котором уложили покойную, никто-то не смел приближаться.
Кроме ладхемки.
Сперва-то Мудрослава её и не узнала. Мудрено ли! Оказывается, средь всех этих тряпок золотых человек прятался. И главное, нормальная-то девка, если помыть.
Невысокая.
Не худая, не толстая, самое оно. И волосья у ней, оказывается, имеются. Рыжие. Только обрезаны коротко больно и зачесывает она их гладко. Да сеткою сверху прикрывает. Только непослушные прядки сквозь сетку пробиваются, ложатся завиточками.
Переоделась опять же.
– Ишь ты! – восхитился Яр как-то даже громко, пришлось опять за косу дернуть. – Ай!
И шепотом добавил:
– Оторвешь, потом сама клеить будешь.
– Веди себя прилично, – Мудрослава косу отпустила, с неудовольствием отметив, что в прежнем, размалеванном виде, ладхемка ей нравилась куда больше. Прежнюю-то её ни один нормальный мужик всерьез не примет, а теперь вот глядят.
Все.
Шепчутся.
Хмурятся ладхемцы, и глава посольства даже выступает вперед, склоняется, говорит что-то, явно неодобрительное.
– Мою сестру боги одарили щедро, – голос Ариции Ладхемской не оставляет шансов расслышать, что же такое втолковывали её сестрице. – Но дар её весьма… своеобразен.
А вот сама Ариция осталась в прежнем виде.
К счастью.
– Она способна заглянуть в человека и понять, отчего умер он.
Тихо стала.
– Некромантка, что ли? – осведомился Яр шепотом. Но услышали, кажется, все.
Боги, когда же он молчать научится-то?!
– Ладхемская принцесса не осквернила бы себя прикосновением к проклятому искусству чернокнижия! – громко отозвался глава посольства, вперившись в Яра свирепо. А тот плечами пожал.
– А я чего? Я так… спросить.
– Некромантия не имеет отношения к чернокнижию и тьме, – заметил Ричард, отводя взгляд. А ведь ладхемку рассмотрел, как и прочие.
Все-то смотрели.
Старомысл.
Он тоже. Вперился тяжелым взглядом. И… и Мудрослава ощутила прилив ярости. Как смеет он? Как… на эту вот… тощую.
Бледную.
Моль.
– Некромантия