глаза на Янку:
– Что сие значит?
– Он мне на ногу наступил, – немного развязно ответила Янка. – Да ты не боись, я его слегка, чтоб не зарывался, встанет.
Алексашка тем временем разогнулся, с болезненной гримасой отошел к ватаге.
– Щенок! Сарынь! – сдавленно произнес он, и. прихрамывая, побрел ко дворцу. Петр, задетый за живое (еще бы, осмелились тронуть его любимца!), раздувая ноздри, бешено глядел на Янку. Она тут же пожалела, что связалась с Алексашкой, и ей стало не по себе. Она беспомощно оглянулась на ребят. Иевлев одними губами подсказывал:
– Покайся, милости проси! На колени!
От этих последних беззвучных слов у Янки гневно вспыхнули щеки. Но она сдержалась и подошла к Петру. Тот ждал, что она скажет, хотя, ему хотелось надавать Янке.
– Извини, – спокойно глядя ему в глаза, сказала она. – Я немного не рассчитал, но он, правда, первый начал.
Петр был немного ошарашен таким ответом: он ожидал другого, поэтому немного растерялся.
Бешенство прошло, гнев затихал.
– Добро, Янка, – глуховато произнес он. – Я прощаю тебе сей поступок и с Алексашкой потолкую, однако, чтоб более этого не повторялось. Понял ли?
Янка серьезно кивнула: мир был восстановлен.
Вечером Янка собралась с духом и извинилась перед Меньшиковым. Тот тоже немного притихший после разговора с Петром попросил прощения. Петр втолковал ему, наконец, что Янка – просто гость, а он, Алексашка, незаменимый друг, и что Петр уважает и ценит его как прежде. Настроение у Алексашки поднялось, и он тоже решил помириться с Янкой, хотя этот мир носил натянутый характер. На этот раз Янке было отведено место на лавке в комнате Петра, где она и заснула.
На другой день Петр растолкал Янку в пять утра. Янка от природы любила поспать, и поэтому после первой попытки Петра разбудить ее, она сквозь сон послала его подальше. Рассерженный Петр легко поднял ее за шиворот и еще сонную встряхнул и поставил на ноги. Янка после такой встряски еще плохо соображала, но когда Петр подтащил ее к тазу для умывания и плеснул в лицо ледяной водой, Янка взвыла и окончательно проснулась. Петр, смеясь, натянул рубаху и надел кафтан. Потом вместе с Янкой, утиравшейся бейсболкой, спустились во двор. Там быстро закусили вчерашним пирогом и отправились в кузнецу.
Часа через два Яким привез какого-то немецкого кузнеца Иоганна Фокса. После длинных объяснений Янки, тот восторженно одобрил проект. Дело пошло. Мотор делали три дня. Все это время Петр работал больше всех. Мокрый как мышь стоял у горна, чумазый, вытирая черной рукой пот со лба во время краткого отдыха. Янка тоже почти не отдыхала, ей приходилось сверять с чертежом все размеры деталей, перемерять, переделывать кое-что, постоянно разговаривая с Фоксом. А так как по-русски он не говорил, приходилось все время отвлекать Петра, чтобы переводил. Но, несмотря на смертельную усталость, от которой все уже валились с ног, Петр по-прежнему вставал рано и ложился за полночь. «Неугомонный царь-путешественник»