с плохим вином, Детектив Лерой занялся тем, чем люди занимаются редко – стал выяснять, какие именно личные мотивы движут им в данный момент.
Исход дела его не интересовал.
Если бы он пожелал, он нашел бы Гвендолин Форрестер гораздо раньше. Может, то, что ее имя всплыло в этом расследовании – знамение? Может, пора ему было ее найти?
По натуре подозрительный, Лерой не доверял людям, и именно поэтому не собирался сейчас отправляться с визитом к мисс Форрестер. Сперва нужно было многое о ней разузнать.
Имя и фамилия – Гейл Камински – стояли в самом начале списка. Электронная почта, длинные телефонные разговоры, чек на оплату банковской ссуды на дом у черта на рогах в графстве Наса или даже Саффолк. Близкая подруга, не иначе. Такая подруга, которой доверяют тайны. Не всегда, но бывает.
Чемпион-тяжеловес пусть ждет. Не убежит. Лерой до него еще доберется. Попозже.
Глава четвертая. Реакция Гвен
Просыпаюсь сегодня в семь утра или около того, и перед глазами картинка – будто меня балует и ласкает необыкновенно красивый мужчина. Это не грезы мои обычные, грез не бывает, когда я сплю, и сны тоже редко случаются, посему думаю, что это какая-то галлюцинация, только ощущения очень реальные. Внезапно я прихожу в себя, но все еще ухмыляюсь, улыбка от уха до уха, счастливая. Встаю, иду на кухню и делаю себе чашку очень крепкого эспрессо. Сажусь перед окном и курю утреннюю сигарету. Смотрю в окно. Дождь.
Уже неделю мучаюсь. Больно и грустно. Невыносимо. Лицо все опухло. Очень я расклеилась, вот что.
Как это могло случиться, как. Почему.
Я, знаете ли, обожала трепаться с этой нашей инфернальной сукой. Любила выходить с ней в свет. Я над ней издевалась, конечно, вышучивала ее, но, может, в тайне я ею гордилась, гордилась, что у меня есть старшая сестра, которая красивее всех, кого я знаю.
Она моментально завоевывала симпатии любой компании. В отличие. Я чувствовала себя привилегированной, когда мне доводилось объяснять ей всякое разное, про музыку и живопись и литературу и науку и прочее. Она всегда слушала. В смысле, она принимала мое превосходство в таких вопросах как должное, и всегда слушала внимательно, хотя и не понимала половину сказанного. Про радиоволны и звукозапись я так и не смогла ей объяснить. Она кивала мудро и даже изображала энтузиазм, но глаза ее илэйново-голубые всегда покрывались специальной такой поволокой, когда я о болтала о подобных предметах. Женщинам любая наука до лампочки. А я просто выродок, наверное.
Помню, мы дурачили наших друзей и бедных наших родителей тоже – невинно дурачили. Наши голоса похожи … были похожи … почти неотличимы, если по телефону. Не очень благородное занятие, но увлекательное. Два раза ей удалось меня шокировать – в моем присутствии она притворялась, что она – это я, телефонируя одному профессору социологии, с которым я была знакома – выдала ему целую кучу наукообразных глупостей. Преувеличенно все это у нее получилось,