в непогоду. Они спали, спали и спали, редко выглядывая наружу из своего укрытия, чтобы убедиться, что продолжать путешествие невозможно.
Через сутки снег прекратился, и ветер утих, словно ничего и не было. Начало светать, сквозь стволы деревьев стали даже проглядывать солнечные лучи. Мужчины заторопились в путь; Анна, так и не избавившаяся от ощущения, что она промерзла до костей, с молчаливой отстраненностью последовала их примеру. Идти было сложно, дорогу замело. Онур как обычно шел молча впереди, утаптывая тропу для коней. Чувствовалось, что общая усталость вот-вот обернется раздраженностью.
Анна молилась про себя, чтобы в ближайшей деревне им удалось найти приют, и отчаянно гнала прочь мысли о том, что вся эта поездка не имеет смысла и является ошибкой. Она уже не в первый раз задумывалась о том, что взяла ношу не по силам, но понимала, что пути обратно нет. Конечно, она в любой момент могла бы развернуться, чтобы поехать назад в Веенпарк, и понимала, что оба спутника с большим облегчением приняли бы ее решение. Но она не могла предать доверие подруги, не могла лишить отчаявшуюся мать надежды на спасение ребенка.
Анна часто вспоминала свою семью и тот момент, когда покойный отец в приступе пьяной злобы с силой бросил новорожденную сестренку на пол. Малышка на несколько страшных мгновений замолчала, и Анна, тогда сама еще совсем ребенок, испугалась, что девочка умерла. Но больше всего ее ужаснули глаза матери, ставшие совершенно безумными, отчаянными, когда она увидела свое неподвижное дитя и припала к малышке, в исступлении требуя от нее хоть малейшего писка или вздоха. Сестренка выжила, мать выходила ее ценой невероятных усилий, но те отчаянные глаза Анне не забыть никогда.
Путники, вытянувшись в цепочку, шли все дальше по узкой тропе. Впереди пеший Онур протаптывал дорогу, ведя коня под уздцы, за ним на лошадях следовали Анна и Никлаус. В какой-то момент гвардеец задержался, и чужак, остановившись в ожидании, обратился к Анне:
– Лес мертвый. Чую, что дело плохо.
Девушка, погруженная в невеселые мысли, на окружающую обстановку почти не обращала внимания, но после слов Онура прислушалась. И вправду, который день путники шли в абсолютной тишине. После непогоды, со свистом и шумом обрушившейся на них накануне, в лесу царило полное безмолвие. Ни единого звериного следа на свежевыпавшем снегу, ни одной нахохлившейся птицы на ветках. Справа от дороги, в обрыве по-прежнему звонко струилась река, но ее хрустальное звучание в лесной тишине было каким-то инородным, неуместным.
Из-за поворота показался Никлаус, и компания снова двинулась в путь. Вскоре на главной тропе появилось новое ответвление, ведущее, очевидно, в ближнюю деревню. Анна скрестила пальцы на удачу: пусть только в деревне будут люди! Она готова переплатить вдвое, втрое, лишь бы только их пустили в теплую избу, чтобы отогреться и выспаться у печи. Мучил не столько голод, сколько невыносимый холод, от которого девушка никак не могла избавиться. Ей казалось, что стужа пробралась в самое нутро