какая это опасная работа. От нее принимали смерть мои предшественники?
– Некоторые из них.
– Хотелось бы мне иметь их память.
– Ты не можешь ее иметь и поэтому будешь оригинален в решениях.
– Тем не менее я хотел бы о них знать.
– Ты узнаешь о них.
– Итак, Атрейдесам все еще нужны острые ножи?
– У нас есть дела, которые можно доверить только Дункану Айдахо.
– Вы хотели сказать – Дунканам… – Айдахо поперхнулся, посмотрел на дверь, потом на лицо Лето.
Лето заговорил с ним как Муад’Диб, но голосом Лето:
– Когда мы последний раз вместе карабкались к сиетчу Табр, то были верны друг другу – ты мне, а я тебе. С тех пор ничто не изменилось.
– Но то был ваш отец.
– Это был я! – восклицание Муад’Диба поразило гхола до глубины души.
– Все вы… в одном теле… – прошептал Айдахо. Он был сломлен и сдался, прекратив сопротивление.
Лето молчал. Наступил решительный момент.
Айдахо улыбнулся своей характерной улыбкой, выражавшей: «Да черт бы вас всех побрал в конце концов!»
– Тогда я хочу говорить с первым Лето и Паулем, с теми, кто лучше всех меня знал. Используйте меня как следует, ведь я действительно любил вас.
Лето прикрыл глаза. Эти слова всегда расстраивали его. Он знал, что это была любовь к тем, по отношению к кому он был наиболее уязвим.
На помощь пришел Монео, слышавший весь разговор. Он вошел в помещение.
– Господин, должен ли я отвести Лето к гвардии, которой он будет командовать?
– Да, – это было единственное слово, которое Лето был сейчас в состоянии произнести.
Монео взял Айдахо под руку и вывел его из комнаты.
Добрый Монео, подумал Лето. Как он добр. Он так хорошо меня понимает, но я скоро приду в полное отчаяние от его понимания.
Я хорошо сознаю все зло моих предков, потому что я и эти люди – одно. Равновесие очень и очень хрупко. Я знаю, немногие из вас, тех, кто читает эти слова, когда-либо думали о своих предках так, как я. Вам никогда не приходило в голову, что ваши предки выжили наперекор обстоятельствам, и само выживание потребовало от них диких решений, непроизвольной, необузданной жестокости, жестокости, которую с таким трудом подавляет в себе цивилизованное человечество. Какую цену согласны вы платить за такое подавление? Примете ли вы со смирением собственный уход?
Одеваясь утром первого дня своей службы, Айдахо постарался стряхнуть с себя следы ночного кошмара. Он просыпался от него дважды и оба раза выходил на балкон, смотрел на звезды, а сон продолжал реветь у него в ушах.
Женщины… безоружные женщины в черных доспехах… надвигались на него с диким бессмысленным криком, как чудовищная шайка разбойников… они размахивали руками, влажными от алой крови… когда они набросились на него, то обнажили в страшных улыбках огромные острые клыки!
В этот момент он просыпался.
Утренний свет не сгладил тягостное впечатление от ночного видения.
Ему отвели комнату в северной башне. С балкона открывался вид на дюны и дальнюю скалу с глинобитными