Люблю.
Гранича с бредом
менял личины, фазы,
огонь – на снег,
а надо было быть человеком!
А я и есть – человек.
Лысина
Про тень
Я был твоей тенью.
У тени не может быть тени, —
А теперь у меня есть тень
и два патрона в стволе.
Первой я убью тень.
Заботливый
«А по левому плечу – копыта опыта, – закончила она своё выступление и подошла ко мне, – Пойдем!»
«Бесёнок, бесенок», – пришептывая, я выводил её из кафе.
В метро она спросила: «А пойдем пешком до дома?»
«Пойдем», – пожал плечами я, хотя это было достаточно далеко.
«Я тебя люблю», – ткнулась она мне в щетку щеки словами.
Мы вышли из метро, и пошли по длинной-длинной дороге. Все пешеходы обгоняли нас, причем настолько, что скоро дорога впереди стала пустынной, только плелась позади фигурка, шатаясь от сугроба до сугроба. Фигурка замирала, рябила, падала, вскакивала и снова пыталась нас нагнать.
Я прибавлял шаг, и он прибавлял, цепляясь за сугробы и падая всё чаще.
Я оглядывался, приглядывая за ним.
«Что ты все смотришь?» – спросила она.
«За чёртом своим смотрю», – ответил я.
«Напился он в кафе, упадет, замерзнет в сугробе», – подумал я.
«Прости я быстро», – и я побежал назад.
Добежал до фигурки, посадил в карман и догнал её: «Бесёнок! Бесёнок! Домой идем!»
Я подхватил её под руку.
«Вот и дом наш виден».
Весенний танец
Открыта банка солнечного варенья,
меня не волнует его кипение,
вижу внутренним зрением, —
луна танцует с моим настроением.
Похожа луна на невесту,
невеста похожа на смерть,
смерть принесет забвение,
невеста подарит луну.
Кружусь! Кружусь с ускорением
до взлета или падения —
не знаю!
Логика в недоумении, —
луна танцует с моим настроением.
Похожа луна на невесту,
невеста похожа на смерть,
смерть принесет забвение,
невеста, на кого ты похожа?!
И радостью правит кружение,
и грустью, и злостью, и ленью, —
спотыкается о сомнение. Ой!
Настроенье танцует с луной.
Здесь собираются мёртвые поэты
Ольге Туркиной
Автору сна об обществе мёртвых поэтов
Мы вернулись с поэтического вечера. Ты говорила о каком-то крутом стихотворении, о смерти. Поворачивала его ко мне разными боками, пока я не потерялся в ощущениях, и стихотворение не стало пузырем.
И слова твои обращались пузырями и кружили по комнате. Но всё медленней шевелились твои губы, и плавнее, и неторопливее отлетали пузыри. Последний пузырь угодил в мою голову и лопнул сном.
И снова интерьер арт-кафе. Черные стены, гасящие блики бедного освещения. Столы и стулья темного дерева. Я рассматривал знакомые и незнакомые лица поэтов, а люди эти с заинтересованностью