и дочери, которые обзавелись там семьей, но об этом чужак мог сказать немногое. Зато он долго говорил о том, что в Норвегии нынче неспокойно. Несколько родов в Западной Норвегии восстали против Хакона ярла и его сыновей и отказались платить им дань. Ходили слухи, что один хёвдинг по имени Торфинн взял в плен нескольких воинов ярла и потребовал выкуп в размере десятилетней подати. Другие говаривали, что хёвдинги изгнали Хакона ярла с его дружиной из Тронхейма, объединившись, чтобы отомстить за все обиды, причиненные им и их женщинам.
И вновь я услышал, что ярл Хладира силой брал женщин, куда бы ни направлялся. Люди у костра озабоченно качали головами от таких слухов, а когда воин с боевого корабля поднял руку и, возвысив голос, заявил, что Норвегии нужен мудрый и справедливый король, многие закивали. Такой, каким был Хакон, воспитанник Адельстейна, пробормотал Грим, он был добрым королем для старой Норвегии. Тут приезжий протянул руку на юг, к темно-синему вечернему небу над пастбищами Грима. Он знает претендента на престол, мудрого и отважного человека. Он ждет на юге, в Уэссексе.
Островитяне навострили уши, чего и добивался мореход. Но вдруг в свете костра появилось лицо Хуттыша, вставшего по другую сторону от нас. Он спросил, есть ли имя у этого претендента, и мореход ответил, что его зовут Олав, но многие зовут его Кракабен, Воронья Кость.
Раз уж Хуттыш заговорил, то и Грим не хотел отставать. Белобородый поднялся и заявил, что и он слыхивал об Олаве Вороньей Кости, но то были недобрые слова. О нем рассказывали даны, заходившие в гавань. Они называли его подлым морским разбойником.
Мореход пронзил Грима гневным взглядом, а тот подбоченился и наморщил нос, будто принюхивался к чужаку. Мгновение они стояли, сверля друг друга взглядами, но тут кто-то поднял кружку и провозгласил здравницу.
После того, как все выпили, о претенденте на престол больше не говорилось. Хоть островитяне и считали себя по-прежнему норвежцами, они не собирались кланяться конунгам. Их предкам уже пришлось покинуть страну из-за одного властолюбца, а память о жестокостях Харальда Прекрасноволосого была по-прежнему свежа, ведь люди рассказывали своим детям истории, а те пересказывали своим.
Некоторое время все пили. Но вот Грим вновь поднялся, и теперь мне стала понятна вторая причина, по которой он взял меня с собой.
– Вот Торстейн, о котором вы слышали, – сказал он, опустив ладонь мне на плечо. – Он – мой корабел.
Теперь все глаза обратились на меня. Многие кивнули, некоторые приветствовали меня, подняв кружки. Грим добавил, что сейчас я загружен работой, но если кому-то перед осенним ловом понадобится помощь умельца, им следует идти в Гримсгард.
Вновь люди вокруг костра закивали и пробормотали что-то утвердительное. Мореход в плаще наклонил голову набок: казалось, он изучает меня. Хуттыш подался вперед и сплюнул в огонь.
– Никакой он не твой корабел, – сказал он, кинув хмурый взгляд на Грима. – Или ты считаешь его своим рабом?
На