не укажешь в телефонном разговоре (например, выслать свои документы или дикпик, да, сказала Галя, конечно! дошло и до этого), он представал грубым, неотесанным, невежливым, глупым, попросту безграмотным, скабрезным, опасным. Зато по телефону он был утонченным, рафинированным, учтивым, умным, начитанным, с великолепным чувством юмора, не говоря уже о том, что также мужественным и чотким. И разговоры, и письма случались нерегулярно, он часто бывал недоступен и отказывался от всех встреч;
• и вот только недавно он признался, что живет не в Москве и даже не в ближнем или дальнем Подмосковье, а в Шале, владеет маленькой фирмой по производству ПЭТ-ЛФ и, кроме того, сотрудничает с банками и лотереями, исключительно для подработки. Одна такая лотерейная компания обанкротилась (или с самого начала была мутная), и Паше пришлось выплатить часть полагающегося ей выигрыша из своих денег. Но это ничего, говорил он, я как раз снимаю фильм, новое слово в кинематографическом искусстве, и неспешно провожу кастинг. Я уверен, ты идеально подойдешь. Есть один маленький недостаток: все это в Шале. Но, если хочешь, приезжай. Но я пойму, если не хочешь. Но все-таки, если хочешь, приезжай;
• Галя была заинтригована разницей между телефонным и почтовым Пашами (если что, к этому моменту она уже умела разбираться в себе и в своих подавленных комплексах), а также его дикпиками (поиск по картинкам показал, что стыренными с разных порносайтов), взяла на работе двухнедельный отпуск – и вот, приехала. Мы должны встретиться сегодня в два в Шале, говорила она. Нужно позвонить ему и предупредить, что я не успеваю. Но он, как обычно, не берет трубку. Кстати, как тебе моя прическа?
Все это она рассказывала частично в секретном купе, частично в вагоне-ресторане, куда мы ходили пополнить запасы пива «Вятич», частично снова в купе, частично снова в вагоне-ресторане, с, естественно, перерывами (достаточно многочисленными) на отлучки в туалет. Во время этих отлучек порой приходилось отстаивать очередь в два-три человека, но обычно все-таки не приходилось; иной раз мы заказывали чай, стаканы из-под которого Федор Михайловичь во имя сохранения секретности и неизменности купе сразу выносил; короче, соблюдали конспирацию и вели себя как обычные пассажиры. Никто нас ни в чем не заподозривал, никаких вопросов не задавал. Федора Михайловича попускало. Смотрите в окно, сказал он нам, в очередной раз забирая стаканы. Минут через пять будет Шаля, куда вы так стремились, а потом, через два часа – Екатеринбург. Там уж вам, девушка, придется выйти.
Я представил, что на вокзале в Екатеринбурге меня ждут представители ведомства здравоохранения или управления общежитий, а то и того и другого сразу, и похолодел. Впрочем, алкоголь уже начал свое целительное воздействие, и решил так: Э, будь что будет! Чего-нибудь да придумаем! Еще представится шанс сбежать! Однова живем! Он не получка, не аванс! – и так далее. Так я решил. Но похолодела и Галя, естественно, я ее не щупал, но как-то ощутил некий холод, что ли. Она сказала мне: