крупным, солидным американцем – настоящий дядя Сэм! – когда были соблюдены протокольные требования по части обоюдных рекомендаций со стороны Соснина, Боб вдруг – именно вдруг! – сказал, обращаясь к Валентину:
– Знаете, чем американский менталитет отличается от русского? У русских личные отношения слишком зависят от совпадения взглядов. У нас этого нет. Мы с Дмитрием давние друзья, и хотя сегодня расходимся в оценках, это не сказывается на взаимных симпатиях. Пока вас не было, мы перекинулись мнениями, и выяснилось: он считает, что Россия Путина идёт к краху, а я, наоборот, вижу признаки возрождения. Я профи в экономической сфере, мне виднее. – Добродушно улыбнулся. – Исходя из вашей с Дмитрием дружбы, бьюсь об заклад: вы единомышленники.
Суховей неопределённо пожал плечами, отмолчался.
– На президентских выборах ваше общество консолидировалось. Я люблю Россию, верю в её будущее. Я прав, Валентин, что вы стоите на воззрениях Дмитрия?
– Понимаете ли, мои мозги так устроены, что не воспринимают постановку вопроса в общем виде, – не очень вежливо и снова уклончиво ответил Суховей. – Я мыслю конкретно и уж точно не готов кидаться в спор при первом знакомстве. «Молодец! – мысленно похвалил его Соснин. – Я-то понимаю, что Боб его разводит, прощупывает, а Валентин принимает эти штучки за чистую монету, но тактично дал понять, что оптимизма не разделяет. Однако же пора и мне вступать».
– Боб, конечно, мы с Валентином единомышленники. И его судьба говорит, что мы более здраво оцениваем ситуацию. На работу устроиться невозможно. – На какую работу?
– Да хоть какую! Вот мне бы серьги по пуду – работать не буду, – глуповато решила показать себя Глаша.
– Подождите, подождите, – покачал головой Винтроп. – Если вы, Валентин, скептически относитесь к власти, чему же удивляться? У русских протест иногда принимает изощрённые формы. Я беседовал с человеком, который возмущался отсутствием в ваших суворовских училищах туалетов для трансгендеров. Согласитесь, для современной России это чересчур. Есть люди, готовые жаловаться по любому поводу. Вот власть и выбирает, кого брать на службу.
– Извините, ради бога, но мне на власть плевать. На любой службе я исполнял бы свои обязанности, и всё. А что у меня в мозгах – хоть туалеты для трансгендеров! – кому какое дело? Мы по-русски – без закуски, потому и меры не знаем. Кстати, служба – дело государственное. А я-то к любой умственной работе готов, тщетное не замышляю.
– Пристроить бы его, скажем, в почтовое ведомство где-нибудь под Москвой, – взял быка за рога Соснин. – Главное, твёрдая зарплата, пусть небольшая. Он на стороне слегка приварит, как сейчас.
– Не-ет, друзья мои! – воскликнул Винтроп. – Так не пойдёт. Это не мой уровень! Давайте серьёзно. Я буду в Москве месяца через полтора и могу похлопотать о вас, Валентин. Но речь может идти только об относительно солидной должности, не исключено, с испытательным сроком. Я вас не знаю, но доверяю Дмитрию, который ручается за вашу деловитость.
Ничего не понимающие Валентин и Глаша,