Лукьянович в последний раз оглядел помещение, отступил к двери, вынул ключи и…
Следующие три десятых секунды вернули его на полуостров Даманский, где, сквозь вой бивших через голову ракетных гранатомётов «ГРАД», скрючившийся рядом ефрейтор Галушко орал надрывно: «А как недолё-о-о-от?»
Громовой грохот потряс штаб гражданской обороны, стена справа взорвалась облаком мела и штукатурки. Словно в ответ, с противоположной стороны полоснула по столам стеклянной шрапнелью противогазовая витрина. «Наилучшей защитой от проникающей радиации является достаточной толщины слой металла, например, танковая броня»… Металл?!? Тарзаньим прыжком, круша столы и стулья, пересёк Афанасий Лукьянович открытое пространство, скинул щеколду с задней двери и выскочил наружу. Первый же ключ подошёл к двери пиктриновой камеры, oн нырнул внутрь и захлопнул обитую водосточной жестью дверь. В висках стучало: «Поздно, ударная волна приходит позже лучевого удара…»
Сквозь вентиляционную отдушину слышалось голубиное курлыканье. Камеру никогда не протягивало до конца, глаза начинало щипать. «Камера ж бесфундаментная, её должно было первую срезать», – медленно скристаллизовалось в мозгу. Афанасий Лукьянович робко приоткрыл дверь. Стрекотали кузнечики, мотало тополиный пух, в пруду спокойно ржавел циклон. Из полуприкрытой двери штаба клубило мелом. Катастрофа явно носила локальный характер.
– Чего ж это, – бормотал он, – это чего ж, чего ж это…
Внутренность штаба напоминала последний день Помпеи. В стене зияла вывернутыми краями и обглоданной дранкой неровная дыра размером с футбольный мяч. Перевернутые столы и стулья были покрыты известковой пылью, обломками стены и осколками стекла. Сверху лежали два плаката с изображениями последствий атомной бомбардировки. Один из них углом прикрывал горку противогазов, высыпавшихся из разбитого шкафа.
Здесь способность к трезвой рекогносцировке начала покидать травмированное сознание. Один противогаз, покачиваясь, свисал с полированного, блестящего на солнце древка копья, нелепо воткнутого в разгромленную витрину.
– Зачем копьё, – шептали с трудом шевелящиеся губы, – копьё-то зачем, зачем копьё-то…
По приближении оказалось, что копьё было не копьё, а двухметровый стеклянный прут, направленный концом на стенную пробоину и отбрасывающий весёлую спектральную радугу на потолок. Становилось всё отчетливее, что этот иррациональный прут и был причиной разгрома.
Едва успев подумать: «Этим же слона убить можно», Афанасий Лукьянович вдруг с шевелением волос увидел, как по прозрачному стержню, переливаясь на солнце, стекает рубиново-красная капля. Беспомощно оглянувшись, он понял, что штукатурка по краям дыры обильно пропитана красным.
– Слона-то зачем… – просипел он, ощущая, как прогибаются мгновенно ставшие ватными колени.
Сознание отказывало.
– Едрит ангидрид, – послышался вдруг из дыры густой, раскатистый бас, – стена-то не наружная, эй! Никого не зацепило?
– Никого, – тихо ответил Афанасий Лукьянович, садясь на противогазы. Волею судеб он