отвечать, хотя прекрасно понимала, что молитвы Святой Ефании семейству Ксавье вряд ли помогут, потому что денег на жалование мне пока что взять неоткуда.
Вместо этого улыбнулась, заметив еще одного обитателя дома.
– Интересно, кто же там прячется за колонной? – спросила я преувеличенно громким голосом. – Ладно уже, выходи! Я тебя вижу.
– Патрик, вот же дрянной мальчишка! – выдохнула Мона, и ее лицо исказилось от гнева. – Запретила ему приходить, сказала, что приедет новая хозяйка, поэтому чтобы в господский дом ни ногой!..
– Ваш сын? – улыбнулась я.
Вихрастый темноволосый мальчишка лет одиннадцати-двенадцати вышел из-за колонны как раз рядом с лестницей и уставился на меня с независимым видом. Глаза у него были темными, лицо симпатичным, и я подумала, что однажды из него вырастет настоящая гроза девичьих сердец.
– Нет же, мисс Дорсон, у меня нет детей! – покачала головой Мона. – Боги не дали ни их, ни мужа. Патрик ничейный, – призналась она, и мне показалось, что Мона вот-вот заплачет.
Нет, вовсе не из-за того, что у бедного Патрика не было семьи, а потому что все пошло не так, как она планировала, – и фонари они с отцом не зажгли, и люстра так и осталась висеть черным устрашающим кругом под потолком. А еще и Патрик, которому Мона запретила приходить, явился посмотреть на новую владелицу «Охотничьего Уголка»…
– Ничейный я! – подтвердил мальчишка с гордостью. – Я и моя сестра Юна, мы наши собственные!
– Значит, свои собственные, – покивала я с преувеличенно важным видом. – Понимаю, понимаю! А здесь вы просто живете?
– Приютила их я, – покаялась Мона, – по доброте душевной! Никого у них не осталось, а из приюта они сбежали, потому что не смогли там ужиться. Это дети моей подруги, мисс Дорсон, мы учились в одном класса. Она умерла полгода назад от кори, поэтому они… Вот они и живут во флигеле. Но они не будут вам мешать, клянусь Святой Ефанией! Но если вам не нравится… Одно ваше слово, мисс Дорсон, и я выставлю их вон. Демоны тебя побери, дрянной мальчишка! – замахнулась Мона на Патрика тряпкой, выловив ее из кармана передника, на что тот даже не пошевелился. Стоял он далеко, так что Мона все равно бы его достала. – Говорила тебе, не смей приходить в господский дом! Видишь, что ты натворил?!
Нана нахмурила брови, но я вскинула руку, потому что вполне могла со всем разобраться сама.
– Я хотел посмотреть на новую хозяйку, – насупившись, заявил Патрик, – а потом рассказать сестре, очень ли она страшная и прогонит ли нас на улицу или нет. Потому что в приют мы все равно не вернемся. Юну там обижали, а я пообещал маме, что всегда буду заботиться о сестре.
– И что, – спросила у него, – ты посмотрел?
– Посмотрел, – кивнул он.
– И как, очень я страшная?
– Не очень, – признался Патрик. – Только вы почему-то не слишком старая. Вернее, даже молодая, а хозяйка в таком доме должна быть очень старой. И вся в бриллиантах, и ходить, опираясь на трость. И шамкать челюстью, потому что ходить ей тяжело. – Затем добавил важно: –