мир только и делает, что повторяется…» Но нет, конечно, не ночной горшок, а всего лишь стакан воды, хорошо продуманный стакан воды, чтобы раздавить Пенью, сбить пафос его речи и наверстать то, что потерял из-за трюка с открытым автомобилем…
Нора не поняла концовки, но ее заразил смех Лопеса. Роберто, с большим трудом устроив дона Гало у окна, нес ему апельсиновый сок. Шофер уже отошел и у двери разговаривал с сиделкой. Кресло дона Гало мешало всем, загораживая дорогу, но, похоже, именно это дону Гало и нравилось. Лопес от души развлекался.
– Быть того не может, – повторял он. – С таким здоровьем и при таком богатстве отправляться в плавание лишь потому, что задаром?
– Не так уж задаром, – сказал Медрано, – лотерейный билет стоил ему десять песо, че.
– В старости у деятельных мужчин случаются ребяческие капризы, – сказал доктор Рестелли. – Я сам – о деньгах говорить не будем – спрашиваю себя, а мне-то надо ли было…
– А вот и с бандонеонами пришли, – сказал Лусио. – Неужели к нам?
VIII
Кафе это для заковыристой публики, сразу видно: стулья как для министров, а подавальщики морду воротят, если попросишь пол-литровую кружку, да чтобы пиво долили после того, как отстоится пена. В общем, не та обстановка, вот что плохо.
Атилио Пресутти, более известный как Мохнатый, запустил пятерню в свои буйные кудри цвета спелой моркови и, с трудом продравшись сквозь них до затылка, вынул руку. Потом пригладил каштановые усы и поглядел на собственную веснушчатую физиономию в стенном зеркале с удовлетворением. Однако удовлетворение оказалось неполным, и он вынул из верхнего кармашка пиджака синюю расческу и принялся причесываться, свободной рукой старательно подбивая кудри, чтобы лучше обозначить чуб. Глядя на него, и двое его приятелей тоже стали приводить в порядок шевелюру.
– Для заковыристых кафе, – повторил Мохнатый. – Кому это брызнуло устраивать проводы в таком месте.
– Мороженое тут хорошее, – сказала Нелли, стряхивая перхоть с его лацкана. – Зачем ты надел синий костюм, Атилио? Только погляжу – и от жары умираю, клянусь.
– В чемодане он изомнется, – сказал Мохнатый. – Я бы скинул пиджак, да тут вроде как неудобно. Лучше б собрались в баре Ньято, по-свойски.
– Замолчите, Атилио, – сказала мать Нелли. – Не говорите мне про проводы после того, что было в воскресенье. Ах боже мой, как вспомню, так сразу…
– Подумаешь, какое дело, донья Пепа, – сказал Мохнатый.
Сеньора Пресутти строго посмотрела на сына.
– Что значит – какое дело, – сказала она. – Ах, донья Пепа, эти дети… Выходит, тебе все нипочем? А отец твой отчего же в постели с вывихнутой лопаткой и разбитой ногой?
– А что такого? – сказал Мохнатый. – Да старик наш покрепче паровоза.
– Что случилось-то? – спросил один из приятелей.
– А ты разве не был в воскресенье?
– А ты не помнишь,