Камчатки Крашенинникова, участника Второй Камчатской экспедиции под руководством Беринга, «Описание земли Камчатки». Она будоражила его воображение своеобразием природы этого далекого уголка необъятной России. Далекого для взгляда из Петербурга. А сейчас Камчатка была совсем рядом. И он, в который уже раз, мысленно поблагодарил своего батюшку, предоставившего ему возможность оказаться в этих краях.
Неожиданно размеренная корабельная жизнь была нарушена. А причиной тому стала обезьянка графа Воронцова, которая привела в негодность почти половину путевых записок Крузенштерна, залив их чернилами из бутыли, стоявшей то ли на письменном столе капитана, то ли возле него. Крузенштерн был взбешен, но ничего не мог поделать с графом, который был членом торговой комиссии и подчинялся лично камергеру Резанову.
– И как тебе нравится выходка графа? – еще с порога возбужденно воскликнул Фаддей Фаддеевич, буквально ворвавшись в каюту Андрея Петровича.
– Успокойся, Фаддей, это вовсе не выходка, а месть за унижение графского достоинства Воронцова, нанесенное Крузенштерном. Или ты уже забыл об инциденте, произошедшем между ними во время ужина перед расставанием шлюпов у Гавайских островов?
– Нет конечно. Но не много ли позволяет себе граф?
– Ровно столько, сколько позволил себе сам капитан. Мы с тобой, к сожалению, не относимся к титулованному дворянству, и потому не можем в полной мере оценить степень унижения, испытанного Воронцовым не только по отношению к себе, но и к своему роду.
– Похоже, что ты, Андрюша, поддерживаешь графа? – усмехнулся мичман.
– Безусловно. Я же не член команды шлюпа, безоговорочно боготворящей своего капитана. А Алексей Михайлович является неординарно мыслящим человеком, и Николай Петрович ценит его.
– Каждый кулик свое болото хвалит, – иронически усмехнулся Фаддей. – И что же теперь, по-твоему, будет с твоим титулованным любимцем?
– Да ничего особенного. Просто Резанов, как мне кажется, будет вынужден исключить его из торговой миссии. Только и всего, – пожал плечами Андрей.
– Все-таки неплохо, оказывается, быть аристократом, – улыбнулся мичман.
И друзья откровенно рассмеялись.
Уже при подходе к Камчатке Андрей Петрович перед своей вахтой поинтересовался у штурмана о предположительном времени визуального открытия ее берегов.
– Часа через полтора-два, – улыбаясь, ответил тот, понимая волнение вахтенного офицера. – В общем, как раз в вашу смену, Андрей Петрович. Желаю успеха!
От волнения он непрерывно мерил шагами мостик, пока не раздался долгожданный возглас с салинга:
– Вижу землю!
На верхнюю палубу высыпала вся команда шлюпа, а капитан и старший офицер поднялись на мостик.
– Поздравляю, Андрей Петрович! – Крузенштерн и сам еле сдерживал волнение.
– Спасибо,