гордились, когда великий мастер снисходил до их работ. А Ромочке, видите ли, не по нраву пришлось, самостоятельности захотел. А какая, к чертям, самостоятельность, когда у него денег нет? Вещь – она тогда вещь, когда ее руками потрогать можно, а картинка на бумаге – это пшик, ее не продашь. В моем понимании, конечно. Ромочка умудрялся продавать, причем не только свои, но и чужие. Я случайно узнала, что он… как это теперь принято выражаться? Подставляет? Вот, правильно, подставляет своего наставника и работодателя. Мы даже поругались по этому поводу. Для меня честь и верность – не пустые звуки, а Ромочка вырос настоящим приспособленцем. Видите, чем закончилось?
– Думаете, его убили? – Кэнчээри на всякий случай сделал пометку в блокноте: «работа на конкурента». Дорогая и несколько претенциозная ручка – подарок сестры и предмет постоянных насмешек коллег – легко скользила по бумаге. Золотое перо, как-никак, фирма веников не вяжет. Несмотря на насмешки, ручку Якут любил, даже писать старался аккуратнее, чтобы соответствовать.
– Убили? Право слово, не знаю… Мой внук не был воплощением добродетелей, но убивать из-за каких-то там рисунков это уже чересчур. Но про те его дела вы лучше Лелю спросите, она больше знает, а я – старуха. Вредная, вздорная, глупая старуха, которая ничего не смыслит в современной жизни.
Революция Олеговна усмехнулась, став удивительно похожей на старуху Шапокляк из мультика про Чебурашку. Старая? Может быть и старая, но вот глупой ее Эгинеев не назвал бы. Петроградская умна и решительна, а значит…
Ничего не значит.
Впереди еще разговор с Лелей.
За два часа до…
Обсуждать план мести было… вкусно. Клубника со льдом, омары и тонкий листик салата, вот на что это похоже. Пожалуй, можно добавить жареные каштаны и теплый, тягучий коньяк.
Он и не предполагал, что это может быть настолько вкусно. Легкие оттенки страха придавали блюду нужную остроту, а предвкушение свободы – почти недозволительную сладость.
Свобода. Адетт пожалеет, что так с ним обошлась.
– Просто нужно сделать так, чтобы смерть ее походила на самоубийство… Это будет не сложно, я обещаю…
– Что взамен?
– Твое молчание. Наследство делим пополам и… ты забываешь, что когда-то называлась моей супругой. Придерживайся версии Адетт, она очень хорошо умеет сочинять правдоподобные истории.
Стефания наливается краской. Стефании не по вкусу отведенная ей роль. Ничего, она смирится с ролью дальней родственницы блистательной Адетти, так же, как он когда-то смирился с ролью брата.
Каждому воздастся по заслугам.
У Адетт еще остался пузырек со… средством. Серж вчера держал его в руках: некрасивый флакон с толстыми мутными стенками и темная вязкая жидкость внутри. Украсть яд не составит труда: Адетт хранила смертельную игрушку на туалетном столике, среди флаконов, флакончиков, баночек, кистей, пуховки и засушенных розовых лепестков.
Хорошо, что Адетт велела перетащить