как вспоминает те годы сам Антокольский: «Дружа с нею, я понял, что воистину не боги горшки обжигают, что искусство можно делать голыми руками. Я увидел кухню очень одарённого и оригинального поэта и понял, что эта кухня, пожалуй, не лучше моей»28. Лишь спустя годы осознает Павел Григорьевич подлинное величие Марины Цветаевой – и личности, и поэта – и уж тогда казнит себя за легкомыслие, непрозорливость, нелепое мальчишество.
Павлик Антокольский, в те годы актёр и драматург студии Е.Б. Вахтангова, ввёл в студию и Марину Ивановну, познакомил с режиссёром, с друзьями. Несколько студийцев, как и он, стали завсегдатаями её дома. Вместе проводили время, строили творческие планы. Для студии Вахтангова Цветаева написала несколько пьес, ни одна из которых, однако, не была поставлена. К концу двадцатого года её отношения со студийцами практически прервались.
«Внезапно Марина исчезла с московского горизонта, – продолжает Антокольский. – В скором времени мы узнали, что она за рубежом»29. Звучит как-то отстранённо и обезличенно (мы вместо я), словно и не было двухлетней «пылкой дружбы». А Цветаева в своей знаменитой «Повести о Сонечке» подробно описала их прощание. И её рассказу веришь больше, потому что она приводит характерные и реалистичные детали. Он прибежал к ней в день отъезда – 29 апреля 1922 года. «Но я вам всё-таки скажу, я должен сказать (глубокий глоток) – Марина, я бесконечно жалею о каждой минуте этих лет, проведённой не с вами»30. И так и остался на пороге со своим поздним признанием. В дом Марина его не пригласила.
Эту обидную сцену он едва ли забыл – просто о ней писать было неловко. И конечно, не забыл их диалога (тоже приведённого в повести):
– Павлик, времени уже нет, только одно: если вы меня когда-нибудь хоть чу-точку! – любили, разыщите мне мою Сонечку Голлидэй.
Он сдавленным оскорблением голосом:
– Обещаю.
Вот это «Обещаю» и угрызения совести, что тогда, в двадцатом, увлекшись своими новыми театральными планами и постановками, студийцы-вахтанговцы (и он в их числе!) оставили её, и привело Антокольского к Марине снова через шесть лет.31
Злого умысла в поступке студийцев, скорее всего, не было. Просто время наступило крайне тяжёлое: шла Гражданская война. В стране разруха. Надо было выживать. На встречи с друзьями не хватало сил. Вот как описывает те годы Антокольский: «…я беден, почти нищ, голоден. У меня молодая жена. Она даёт уроки пластики. Ей не во что обуться. Скоро выясняется, что она ждёт ребёнка. Родится дочка, крохотный заморыш. <…> Нужны пайки, пайки! Я одновременно преподаю в Воинской части на Разгуляе и в Детдоме на Пречистенке сценическое искусство, в каком-то госпитале – рисую плакаты, ещё где-то учу ребят писать стихи, репетирую во II Студии МХТ, а по вечерам шляюсь в Кафе Поэтов. Это начало зимы и весна 1921 года. Бедная дочка наша плачет день и ночь…»32
Они увиделись с Мариной снова в 1928 году. Он приехал в Париж на гастроли с театром Вахтангова.