мертва, но, тем не менее, смотрит на нее и манит рукой, Люба почувствовала, как ее окутывает тьма и, жалобно вскрикнув, кулем осела на недавно подстриженный газон.
Глава 2.
Во тьме
Во тьме было спокойно. Там никто не обижал и не говорил плохих слов. Но там никто и не любил…
Там было просто спокойно…
В сознание пытались прорваться испуганные выкрики мужа, дочек, и еще там кого-то…
Да и неважно кого…
Люба не желала никого слышать. Ни-ко-го…
Хотелось остаться здесь навсегда…
Пусть нет любви, но и печали и обид тоже нет…
Вот и хорошо, вот и славно…
– Я тебе останусь, – раздался знакомый голос.
Знакомый, но подзабытый уже…
– Как так, любви нет? Любовь, она, голубушка моя, везде есть.
Голубушка…
Ее так только покойный свекор называл. Любушка-голубушка…
Люба изо всех сил таращила глаза, но кроме темноты ничего не видела. И вдруг из этого кромешного мрака отчетливо проступило лицо свекра.
– Давай, приходи в себя! – крикнул он ей и, схватив за плечи, толкнул.
Очнувшись на больничной койке, она ни капли не удивилась.
«Хорошо, что не в морге…» – и обреченно вздохнув, чуть скосила глаза и увидела Петю.
Угнездившись на трех стульях, муж спал, но стоило ей шевельнуться, как тут же приоткрыл один глаз. Прямо как кот Барсик.
– Любонька! – просиял Петя. – Ну как ты, солнышко? Напугала. Разве так можно? Сказала бы, что плохо себя чувствуешь, да дома осталась. Я же не тиран какой-нибудь тебе…
– А девочки где? С Зинаидой Павловной?
Вот даже за глаза не могла свекровь матерью назвать!
Остатки сна разом слетели с мужа. Он уставился на нее и несколько секунд просто молча шлепал губами. От такой странной реакции Любе снова поплохело.
– Петюнь, да что с тобой?
– Маму вчера похоронили, – наконец вымолвил тот. – Ты же прямо возле гроба в обморок упала.
– Нет, – помотала головой Люба. – Нет, нет, Петя! Скажи, что это не так! Скажи, что это сон! – кричала она, стараясь забыть открытые и полные ненависти глаза свекрови и манящую руку.
– Она смотрела на меня и звала с собой! Она придет за мной! Я не хочу-у-у-у!
Последнее, что она видела, как люди в белых халатах выпроваживали из палаты растерянного мужа.
Теперь она очутилась на своей любимой полянке, под огромной черемухой. По весне полянка всегда была усыпана цветущими одуванчиками, и этот желто-зеленый покров так радовал глаза и грел душу. А черемуха дожидалась своих холодов и, укрывшись белой кипенью, превращалась в огромное облако. Как же любила Люба эту полянку…
Да почему любила, до сих пор любит…
Или же? Как она вообще тут оказалась?
Завертевшись на месте, она увидела свекра.
– Михаил Иванович?
– Вот уже и Михаил Иванович, – печально вздохнул тот. – А куда же батя делся?
– Батя! – взвизгнула Люба и, повиснув на крепкой шее свекра, задрыгала