промямлила я наконец и, обращаясь к Васе, добавила: – Прости, но ты слишком настойчив. Я же говорила об этом. Ну почему ты меня не слушаешь?
Лицо Гриненко смягчилось, а у полковника наоборот – напряглось. Темные брови взмыли вверх.
– Вы могли смело обратиться к охране, к своему бригадиру, к прорабу, – негодовал он, приведя мою подслушивавшую бригадиршу в мучительный трепет. – На крайний случай – ко мне лично или к кому-нибудь из моих заместителей…
Я будто вновь стала школьницей, которую отчитывала учительница по черчению. Эх, Татьяна Петровна! Вас, похоже, переплюнули…
– Я часто бываю на этом участке, – давил на меня начальник. – Незачем самой решать подобные вопросы, тем более накидываться. Вы мне работника из строя вывели, понимаете? Ценного, между прочим, работника!
Недовольный взгляд метнулся на Васю. Я перевела дух.
– Гриненко, предупреждение. Больше к девушке не суйся, иначе из бригадиров вылетишь.
– Есть, гражданин начальник! – выпрямился Вася.
– Иди в санчасть, пускай тебя осмотрят…
Больше он ничего не говорил. Круто повернувшись, начальник стройки прошествовал к своему наблюдательному посту.
Вася подмигнул мне на прощание. В прежде игривых глазах его сквозили грусть и уязвленная гордость. Прихрамывая, он направился на базу, в санчасть.
Я будто получила удар в солнечное сплетение; я не дышала, не шевелилась, я никак не могла прийти в себя и очнулась только тогда, когда моя бригадирша грубо ткнула меня в бок. Поставив на колесо опрокинутую тачку, я машинально пошла сваливать в нее грунт. Руки тряслись, ноги стали ватными.
Спустя столько лет встретить его! Он был призраком из прошлой, давно забытой жизни, и мне было страшно, не помутился ли мой рассудок, не обманули ли меня мои глаза… Ведь невозможно сопоставить этого холеного, холодного, вышколенного полковника МВД и того беззаботного, добродушного, охочего до ласки студента. Начальника исправительно-трудовых лагерей и моего первого любовника, подарившего мне самые романтичные в жизни дни.
Глава 3
В ноябре температура опустилась до 30 градусов ниже нуля – по крайней мере так утверждали те, кто сверял ее по уличным термометрам. В стужу мы надевали маски с вырезами для глаз и рта, сшитые на скорую руку из нескольких разноцветных клочков ткани; они спасали от обветривания и обморожения, но в придачу к плотно завязанным шапкам-ушанкам, серым телогрейкам и бушлатам, валенкам, ватным брюкам и варежкам вконец обезличили заключенных мужчин и женщин. Белье у меня под одеждой и то было мужским. Никогда в жизни я не чувствовала себя столь блеклой, невыразительной. Бесполой, черт возьми.
Несмотря на то что мы активно двигались, у нас замерзали руки, пальцы ног. Глаза слепил блестевший на солнце снег. Шквальные порывы ветра стремились свалить людей навзничь, поэтому нам приходилось оседать к земле и держаться друг за друга. Хорошо, наш участок