вытащил из-за пояса свое оружие и протянул.
– Дядька Георг, ну отпусти ты его, – захныкала Лисса. – Он голодный, уставший…
Но стражник ее не слушал. Вытащив нож из войлочного чехла, внимательно осмотрел клинок, потом понюхал ножны. Задумчиво шевеля усами, осторожно вложил клинок обратно.
– Странно, но ты, похоже, не врешь, – наконец произнес он, возвращая оружие парню. – Если бы мне кто сказал, что я когда-либо увижу простолюдина, сумевшего отбиться ножом от горных волков, я б такого рассказчика счел бессовестным лжецом. Но я знаю, как пахнет свернувшаяся кровь Хозяина Ночи. Ты, парень, или великий воин, или редкостный везунчик. А как ты в горах-то оказался?
– Он мне все рассказал по пути, ночью с дороги сбился, – встряла Лисса. – Ну пропусти нас, дядька Георг, отец уж, небось, заждался.
– Ладно, кутруб с вами, проходите, – сплюнул стражник на потемневшие от времени доски подъемного моста. – И побыстрее, пока я не передумал…
Город ничем особенным Лиса не поразил. Такие же, как в Стоунхенде, узкие улочки между домами, сложенными из дикого камня. Такая же грязь под ногами, такие же люди – бедно одетые, недружелюбные, с злыми и одновременно усталыми глазами. Старые, согнутые годами тяжкого труда, и молодые, сутулящиеся под грузом каждодневных забот… В деревне, конечно, народ тоже был не подарок, но, похоже, жизнь на свежем воздухе все-таки гнет людей куда меньше, чем существование за каменными стенами и высокой городской стеной.
Улицы большого города напоминали хитро запутанный лабиринт без намека на выход, но Лисса уверенно вела своего спутника через хитросплетения узких улочек. Постепенно приземистые каменные дома сменились деревянными, высотой лишь немного превосходящими рост человека. Грязь, в которой ноги утопали по щиколотку, стала намного более густой и вонючей. Тощая свинья, нежившаяся в обширной луже, повернула голову в сторону парня с девушкой и недовольно хрюкнула. Похоже, они пришли в район для бедняков.
– Нам сюда, – ткнула Лисса в одну из наиболее убогих сараюшек, которую язык не поворачивался назвать домом. По сравнению с этой конурой сгоревший дом дядька Стаффа был усадьбой зажиточного дворянина.
– Да уж… Тесновато у вас тут, в городе, – дипломатично сказал Лис.
– В тесноте, да не в обиде, – улыбнулась девчонка, показав ровные, красивые зубы. Пожалуй, если ее умыть, глядишь, и симпатичной окажется. Да только удастся ли отстирать до белизны эдакое чудо? Небось, с малолетства по трубам лазает, сажа до костей въелась…
Хозяин дома сидел на табуретке возле приземистого стола и чинил старую, поношенную куртку. Огарок свечи, доживающий последние часы в глиняном подсвечнике, был неважным подспорьем в работе, и тощий трубочист подслеповато щурился, тыкая иголкой в наполовину пришитую заплатку.
– Папа, зачем, я бы сама пришила! – с порога воскликнула Лисса.
– Да уж, дождешься тебя, – недовольно проворчал хозяин дома. – А это что за чучело с тобой?
Лис набычился, развернулся было, собираясь